Сергей Дроков - Адмирал Колчак и суд истории

Тем временем первыми, кто понял существенную разницу между центральной и местной советской властями в вопросе государственного строительства, были «правящие» кадеты в правительстве, обновленном с приходом на пост председателя Совета министров В.Н. Пепеляева.

Некоторые из них, например приехавший в Омск в конце июля 1919 г. председатель делегации Союза городов А.А. Червен-Водали, категорически возражали против кандидатуры нового премьера, полагая, что подобная смена «будет рассматриваться обществом как поворот к еще большей реакции […] министр внутренних дел в глазах общества представляется ответственным за господство произвола в управлении» [572].

Согласившись принять пост товарища министра после эвакуации в Иркутск, он принимал все зависящие от него меры к привлечению общественности к деловой работе, а свое назначение оговорил условиями: «сотрудничество с городскими и земскими самоуправлениями» и «созыв Земского сибирского собрания с законодательными функциями» [573]. Сам же премьер Пепеляев пытался заручиться поддержкой у «земствующих» эсеров.

Если согласиться с мнением Г.З. Иоффе, что «эсеры, меньшевики и близкие им «общественные деятели» не спешили блокироваться с «полевевшими» кадетами и монархистами, сознавая, что те уже политические мертвецы, судорожно хватавшие их – пока еще живых» [574], то возникает закономерный вопрос – для чего вести переговоры с «мертвецами»? Ответ, видимо, кроется в первоначальном шатком положении эсеро-меньшевиков, когда «маятник» мог качнуться в сторону кадетов, если бы не «одиозность» фигуры Пепеляева и их недостаточная настойчивость в наделении Земского собора законодательными функциями, так умело позднее использованная советской Москвой в Приамурском крае и Владивостоке.

Материалы судебного процесса сыграли определяющую роль для развития советской историографии Гражданской войны в Сибири. Несомненно, второй главной задачей инициаторов процесса была попытка дать свою интерпретацию недавних событий по «большевистской» схеме развития, в отличие от «идеологии правых социалистических элементов». С 13 по 26 июня 1920 г. в московских «Известиях ВЦИК» государственный обвинитель А.Г. Гойхбарг выступил с целой серией статей, посвященных суду на Атамановском хуторе. Цикл начинался конечно же с критики небольшевистских партий на примере и с прямым использованием его следственных материалов.

«В Советской республике, где «социалисты» ходят жаловаться иностранным гостям на стеснение гласности и свободы печати, состоялся гласный и публичный суд, в присутствии 8,5 тысяч, а разновременно десятков тысяч рабочих, красноармейцев и крестьян, – писал Александр Григорьевич. – В течение десяти дней судились не только колчаковцы, но и породившие колчаковщину партии: кадеты, эсеры и меньшевики. Развернувшаяся на суде картина тайных гнусностей этих «пособников демократии» производила такое потрясающее ум человеческий впечатление, что один из подсудимых, бывший у Колчака товарищем министра, повредился в уме: ему стало мерещиться, что у него в камере имеется радио, по которому Ревком узнает мысли подсудимых» [575].

Взяться за перо Гойхбарга заставило якобы желание просветить московских рабочих насчет А.К. Клафтона, возглавившего летом 1918 г. делегацию от международного Красного Креста по освобождению «большевистских жен и детей», взятых чехами в заложники. Вина Клафтона заключалась в том, что он передал обществу Красного Креста решение о согласии чехов освободить заложников в обмен на список общей численностью в 171 человек, где среди четырех категорий людей значились: кадет Н.М. Кишкин, эсер В.В. Руднев, меньшевики Кучин-Оракский, А.А. Трояновский, Р.А. Абрамович и Г.А. Алексинский. На самом деле не чем иным, как только желанием Гойхбарга поведать на страницах столичной прессы о «бурной» деятельности сибирских большевиков в разоблачениях «гнусностей, картины гниения и разложения партий», появление этой статьи объяснено быть не может.

18 июня без каких-либо комментариев Александр Григорьевич опубликовал доклады «тайного военно-дипломатического агента» генерала Головина, изъятые якобы при аресте адмирала А.В. Колчака. С нашей точки зрения, стоит усомниться в достоверности процитированных документов (действительно, представляющих и на сегодняшний день интерес) по двум причинам. Во-первых, чрезмерное «передергивание» текстов маловразумительным примечанием и нелепыми выводами. Например, приводя текст разговора Головина с У. Черчиллем, где последний коснулся вопроса о «немедленном, по захвате Петрограда, снабжении его продовольствием», Гойхбарг пишет: «Вот почему в мае 1919 г. появилось так много гуманных иностранцев, наперерыв (так в тексте. – С. Д.) друг перед другом, предлагавших нам снабдить Петроград сгущенным молоком и иным продовольствием».

Во-вторых, более чем пространное объяснение происхождения использованной информации. Так, цитируя телеграмму от 8 мая 1919 г. с изложением результатов по полученным кредитам от британского военного министерства на отправку русских офицеров в Россию, публикатор сделал помету – «материал Александра Гойхбарга» [576].

В последующих за этими статьями трех циклах газетного варианта Александр Григорьевич Гойхбарг попытался суммировать итоги судебного процесса на Атамановском хуторе. Циклы целесообразно разбить на четыре составляющие части.

Первая – оценка значимости суда. Не вдаваясь в подробности декабрьских 1919 г. и январских 1920 г. событий в Иркутске, где главным действующим «лицом», несомненно, должен был бы явиться Политический центр, Гойхбарг констатировал исторический факт: «…в январе сего года была ликвидирована колчаковская власть. Колчак с увозимым золотом был схвачен под Иркутском. В Иркутске было захвачено множество его министров. Значительной части бывших его министров удалось бежать под прикрытием чехов и японцев. И уже в мае в Омске в чрезвычайном революционном трибунале происходил суд над колчаковцами, – через четыре месяца, когда не осталось и следа уже не только от колчаковской военной силы, но и от его преемника Деникина».

Заявленное обвинительным заключением «мировое значение» процесса через месяц сменилось просто «не имевшим себе равного в истории». В связи с последним, автор заключения посчитал себя обязанным донести до рабочих и крестьян советской России, «во что превращаются приличные, «идейные», «социалистически» настроенные люди, когда они вступают в сделку, в соглашение с прямыми бандитами капитала». Подробно остановившись на обстановке в зале суда, А. Гойхбарг описал «зачарованную толпу», со вниманием слушавшую о страшных преступлениях. До ушей прокурора доносился шепот подсудимых: «Что с ними сделала, как скоро их перевоспитала советская власть!»