Олег Помозов - День освобождения Сибири

Исключение было сделано лишь для Петра Ивановича Макушина, хотя и одного из самых состоятельных торгово-промышленников Томска, но и одновременно с этим — виднейшего сибирского просветителя [346]. Учитывая его заслуги, в том числе и перед трудовым народом, советские власти приняли решение Петра Ивановича освободить, однако взяли с него расписку о невыезде из города, а также о выплате им в обязательном порядке причитавшейся лично с него суммы денежного взноса.

После этого в ходе последующих допросов задержанных подтвердились полученные ранее сведения о том, что городская буржуазия не сочла возможным собрать и выплатить установленную исполкомом сумму контрибуции. В ответ большевики приняли решение — отправить несговорчивых купцов и промышленников временно на работу в угольные шахты. И вскоре первая партия в составе 16 человек, согласно списку, составленному Б. Гольдбергом, отправилась под конвоем в Анжерку и Судженку. После чего, как заявил тот же заведующий финансовым отделом губисполкома на собрании городского совета депутатов (9 апреля), сумма контрибуции мгновенно была выплачена и даже с избытком, почти в два раза больше изначально запланированной…

Кстати, как мы видим, всё это происходило как раз в период разгара событий, связанных с кражей винтовок со склада 39-го стрелкового полка. Так что в конце марта в главной тюрьме — губернской, а также и в других городских изоляторах оказались не только ведущие деятели из числа местных оппозиционных политиков (главным образом эсеры), но и крупнейшие томские буржуа. Последние, правда, ненадолго, все они вновь обрели свободу уже где-то числа 9-10 апреля.

А возвращаясь ещё раз к истории об изъятых у буржуазии с помощью контрибуции средствах, нужно сказать, что почти треть от всей суммы (2,5 миллиона) оказалась по какой-то причине так и не истраченной на нужды городского хозяйства и пролежала в сейфе томского отделения Госбанка [347]до самого майского вооруженного мятежа. Более того, эти деньги, судя по историческим источникам, красные то ли не успели, то ли забыли, то ли вообще не захотели забирать при отступлении с собой, вследствие чего часть отнятых в апреле миллионов, надо полагать, уже в начале июня была возвращена их прежним владельцам в целости и сохранности.

Помимо этих денег, томские власти пытались получить финансовые средства ещё и при помощи займа, который планировалось осуществить, теперь уже на чисто добровольной основе, опираясь на вспомоществования простых граждан. Так, в начале апреля городская продовольственная управа обратилась к населению Томска с просьбой о сборе средств на приобретение товаров первой необходимости и в первую очередь — продуктов питания, запасы которых на городских складах к тому времени оказались уже полностью исчерпаны, а финансовые вливания на основе контрибуции с имущих классов к тому времени ещё не поступили. Поэтому необходимо было срочно где-то достать 2 миллиона рублей для закупки продовольствия.

Как свидетельствует «Знамя революции» (№ 62 за 1918 г.), жителей города с этой целью попросили внести в городскую казну по 20 рублей от каждого едока. А продовольственная управа заверила граждан, что собранные деньги пойдут строго на закупку в Алтайской губернии продуктов питания и ни в коем случае ни на что другое. К данной акции просили присоединиться всех томичей, за исключением малоимущих. Взносы последних предполагалось покрыть за счёт опять-таки увеличенного сбора с богатых семей. Всем, кто внёс деньги, предполагалось выдавать квитанции, которые потом можно было использовать для покупки продуктов питания по сниженным ценам. Однако столь, казалось бы, необходимый для всех заём в условиях политической нестабильности, по всей видимости, так и не состоялся; по крайней мере, никаких сведений о дальнейших мероприятиях по его осуществлению нам не удалось найти ни в одном из имевшихся у нас под руками источников.

Весь март, начиная с 27 февраля, в Томске проходили судебные процессы над бывшими офицерами русской армии, уволенными в запас, но не сдавшими властям своего табельного оружия. Последнее необходимо было сделать согласно приказу по Омскому военному округу от 14 декабря 1917 г. и по Томскому гарнизону от 11 января

1918 г. От данной процедуры освобождались лишь офицеры, поступившие на службу в городскую милицию. Всем остальным предписывалось незамедлительно явиться в кабинет Дмитрия Кривоносенко в Доме свободы, а потом, в связи с переездом исполкома, — в комнату № 53 гостиницы «Европа» и, что называется, добровольно разоружиться. Лиц, отказавшихся выполнять предписание властей, ожидало суровое наказание: 3 месяца тюремного заключения или 5 тысяч (два годовых заработка высококвалифицированного рабочего) рублей штрафа.

Надо сказать, что, несмотря на неоднократные предупреждения, многие офицеры так и не сдали своего оружия. Некоторые в силу возникших финансовых затруднений просто продали револьверы на толкучке, другие хранили их с той же целью, но с расчётом на будущее. Однако были, конечно, и такие, кто оставил при себе табельное оружие из чисто принципиальных соображений, рассчитывая в случае необходимости использовать его по прямому назначению: против врагов отечества.

Так вот, административные дела всех «несознательных» офицеров в период с 27 февраля по 27 марта разбирались военно-революционным судом под председательством двадцативосьмилетнего большевика Фёдора Зеленцова, который сам ещё до недавнего времени являлся прапорщиком расквартированного в Томске 38-го Сибирского стрелкового запасного полка. Всего состоялось тринадцать судебных заседаний, точнее двенадцать основных — в марте, разбиравших в среднем по 15 дел в день, и одно — дополнительное — в конце апреля, на котором было рассмотрено пять оставшихся. Последнее из основной обоймы судебных разбирательств проходило, так получилось, что именно 27 марта, то есть буквально через несколько часов после ночной кражи винтовок из цейхгауза 39-го полка.

Данные судебные слушания проводились в здании Гоголевского училища [348]на Гоголевской же улице (когда-то Жандармской), в помещении, как указывали газетные сообщения, бывшего офицерского собрания 39-го стрелкового полка. Всего было рассмотрено, по нашим подсчётам из материалов газеты «Знамя революции» (№№ 36–77 за 1918 г.), около 210 дел, ровно такое же количество офицеров, соответственно, отказалось по разным причинам сдать советским властям своё табельное оружие, и им предстояло отчитаться перед революционным судом за «укрывательство» боевого огнестрельного оружия. Всем обвиняемым разрешалось приводить на заседания суда «свидетелей и защиту по существу своих дел». В случае неявки офицеров их дела заслушивались заочно.