Александр Марголис - Петербург. История и современность. Избранные очерки

2. Гигантское свертывание производства в России в первой половине 1990-х годов сопоставимо с Великой депрессией в США. Общий объем промышленного производства за 1991–1994 годы сократился наполовину, как и в США в 1929–1933 годах. Темпы падения производства в следующие два года сохранились. Спад индустриального производства в Петербурге оказался более глубоким, чем по стране в целом. Промышленность Северной столицы родилась и развивалась на протяжении трех веков прежде всего как военная. К моменту распада советской империи около 70 % промышленности Ленинграда составляли машиностроительные предприятия, значительная часть которых была занята производством разных видов военной продукции, [17]выпуск которой с начала 1990-х годов неуклонно сокращался. В результате стремительно распадалась отрасль, оснащенная передовыми технологиями, на предприятиях которой были заняты сотни тысяч наиболее квалифицированных работников. Демилитаризация экономики и конверсия ВПК протекали здесь не менее болезненно, чем в других регионах.

3. Исторически Петербург сложился как общероссийский центр подготовки специалистов высшей квалификации. Здесь основаны Петром Великим Академия наук и первый российский университет, на протяжении трех столетий создавались высочайшие образцы культуры, велись фундаментальные и прикладные научные исследования, развивались наукоемкие технологии. Долгие годы считалось, что высшая школа Петербурга является уникальной и наиболее мощной образовательной системой страны. Однако и в этой сфере проявились угрожающие тенденции, тесно связанные с экономическим кризисом. С 1985 по 1996 год число работающих в сфере науки в Петербурге сократилось почти вдвое. Количество студентов уменьшалось значительно быстрее, чем население города. [18]

4. Историческое ядро Петербурга площадью 4800 гектаров, внесенное в 1990 году в Список объектов Всемирного культурного наследия ЮНЕСКО, – активно функционирующий центр современного мегаполиса. На территории центра в первой половине 1990-х годов проживало около 800 тыс. и работало свыше 1 млн человек. В эту зону особой деловой и культурной активности ежедневно прибывало еще до 1,8 млн человек. Жилой фонд центральных районов составлял 20 % общего жилого фонда города. Утвержденная в 1996 году Федеральная целевая программа развития исторического центра Петербурга констатировала, что в реставрации, реконструкции или капитальном ремонте нуждаются до 10 млн квадратных метров жилого фонда дореволюционной постройки; инженерные сети – тепловые, электрические, газовые, водопроводные, канализационные – общей протяженностью свыше 2 тыс. км; главная водопроводная станция, электростанции и другие инженерные сооружения. [19]Состояние памятников истории и культуры в Петербурге – катастрофическое. Обследование показало, что более ста уникальных памятников, официально охраняемых государством, находятся в полуразрушенном или аварийном состоянии, а еще 355 памятников нуждаются в ремонте и реставрации.

Таковы некоторые факты. По мнению главного архитектора Петербурга 1990-х годов О. А. Харченко, «наш город похож на квартиру, уставленную антикварной мебелью, но напрочь лишенную предметов быта – стиральной машины, телефона, антенны спутниковой связи и т. п. Причем ценность доставшегося от предков антиквариата стремительно падает по мере его обветшания». [20]

Ностальгически-охранительная тенденция, преобладавшая в общественном мнении посткоммунистического города, подталкивала к культивированию милых сердцу остатков старины. Эту атмосферу самоутверждения Петербурга в его историческом прошлом можно охарактеризовать как похоронный звон по его великой судьбе. Наивными оказались попытки возродить «Россию, которую мы потеряли», «блистательный Петербург» и т. п. Действительное спасение города требовало раскрытия новых смыслов и степеней свободы, не столько реставрации, сколько – ревитализации. Город должен был обрести новую идею, новое предназначение, «новый миф»…

Новая концепция социально-экономического развития города, разработка которой была начата в те годы авторами «Стратегического плана для Петербурга», в самом общем виде предлагала эволюцию гигантской кузницы оружия в международный центр импортно-экспортных операций, туризма, науки и культуры. Смена приоритетных направлений развития Северной Венеции только начиналась, и обретение новых идентификаций приходило с большим трудом. Принципиально важно было осознать, что культурные достижения Петербурга не являются реликтами ушедших эпох, что они составляют тот решающий капитал, который может в значительной мере обеспечить возрождение и процветание города в XXI веке. В предисловии к книге Н. П. Анциферова «Душа Петер бурга» профессор И. М. Гревс писал: «Петербург уже пережил апогей своей славы, померк ныне его блеск. Но умирает ли он или только тяжко болен? Будем верить, что он возродится не в прежней царственной мантии, но в новом расцвете научно-художественного зиждительства, идейной работы и культурной энергии…». [21]

Поводом для написания этой статьи стало знакомство с публикацией искусствоведа Н. В. Желанной под интригующим названием «Genius loci Ленинграда». [22]По мнению автора, «за два с лишним века развития города у коренного его населения успели сложиться и закрепиться те черты образа жизни, тот внешний облик и духовные склонности, которые дают возможность говорить о человеке особого типа – ленинградском жителе. Носителем мировоззренческих традиций культуры Петербурга – Ленинграда выступает интеллигенция из числа коренных горожан, составляющая костяк ленинградского общества». При этом с сожалением констатировалось, что «культура коренных жителей Ленинграда постоянно разбавляется группами мигрантов: в связи с низкой рождаемостью механический прирост населения в городе всегда преобладал над естественным». [23]Затем в статье вскользь говорилось о «свойственных мигрантам нестабильных ценностных ориентациях» в отличие от коренных горожан – людей «особого типа», «носителей мировоззренческих традиций культуры Петербурга – Ленинграда».

Столь категоричное противопоставление потомственных, «коренных» жителей Северной столицы петербуржцам в первом поколении все-таки нуждается, как мне кажется, в отчетливом обосновании. Увы! В заинтересовавшей меня статье его не оказалось.

Подобная априорность суждений присуща и другим исследователям «феномена Петербурга». Профессор М. С. Каган, изучавший приметы петербургской субкультуры и особенности ее стиля, считал, что они «порождены деятельностью формировавшегося в граде Петра на протяжении двухсот лет нового духовного слоя россиян – петербургской интеллигенции». И далее: «Само понятие „петербуржец“ стало термином, обозначающим человеческий тип, отличающийся по психологии и поведению. Несмотря на многолетние упорные попытки властей вытравить сам дух Петербурга, несмотря на последовательную политику люмпенизации города, наводнявшегося так называемыми лимитчиками, он сохранил духовный потенциал». [24]Таким образом, мигранты сводятся к «лимитчикам», а «духовный потенциал» Петербурга сохраняется не благодаря, а вопреки приезжим.