Э. Фрежак - Аспазия

В течение девяти месяцев сопротивлялся Самос афинянам и Перикл с Аспазией обменялись еще многими письмами. Наконец афинский полководец написал своей подруге:

«Самос взят штурмом, сопротивление Мелисса сломлено, мир заключен; самосцы обязаны отдать свой флот и разрушить городские стены. Однако, я еще не могу возвратиться в Афины, я должен предварительно съездить в Милет, где многое нужно привести в порядок, но эта задержка будет непродолжительной, и через несколько недель мы увидимся.

На судах царствует радость, триерархи празднуют победу в обществе своих подруг, так как некоторые из них, во время осады, уже приехали из Афин в Самос. Эти красавицы, после взятия Самоса обещали поставить в городе, на свой счет, рядом со знаменитым храмом Геры, храм в честь богини любви и, кажется, решились, действительно, исполнить свое обещание. Несколько дней назад приехала Теодота, по желанию своего друга, Гиппоникоса, который такой же патриот, как и любитель хорошо пожить и на построенном им корабле, командует которым сам, принимал участие в походе. Прощай. В Милете, на твоей родине, я буду каждую минуту вспоминать о тебе».

Прочтя письмо Перикла, Аспазия задумалась. А через день, готовая к путешествию, в сопровождении служанки, уже была в Пирее и садилась на корабль, шедший из афинской гавани к ионийским берегам.

Перикл отправился из Самоса в Милет на двух триерах. Триерархом второго судна был Гиппоникос, упросивший Перикла позволить сопровождать его в Милет. В свите Гиппоникоса была прекрасная Теодота; таким образом прелестная танцовщица снова появилась рядом с Периклом. Милезийцы приняли афинского стратега с большими почестями и поднесли победителю Самоса золотой лавровый венок.

Вступив на берег Малой Азии, Перикл сразу почувствовал горячее южное дыхание. Недаром это была страна Дианы, с громадными храмами, в которых эллинские формы соединились со стилем востока, страна жриц Афродиты и родина ее приемного сына, бога веселья, Диониса, женоподобного, но вместе с тем полного мужества и огня, роскошные кудри которого украшены лидийской митрой и который одет в свободное, широкое платье, как настоящий сын Малой Азии.

Это горячее дыхание встретило афинянина Перикла на улицах богатого, роскошного, знаменитого своими розами Милета. Здесь говорили о персах, как в Афинах говорят о мегарцах, или коринфянах. Костюмы жителей Милета и его красавиц-женщин были пестры и богаты, как перья восточных птиц, и в то же время полны вкуса. Афиняне нашли здесь обычаи, заимствованные частью от персов, частью от египтян, видели милезийцев, закутанных в персидские ткани, украшенных индийскими драгоценными камнями, надушенных сирийскими благовониями.

Перикл и Гиппоникос во время своего пребывания в Милете, пользовались гостеприимством богатейшего и знатнейшего из граждан, Артемидора. Он повез их в свое роскошное имение близ города.

Недалеко от этого имения находилась миртовая роща, о которой говорили, что под ее тенью часто появляется богиня Афродита.

Дом Артемидора был отделан с восточной роскошью, стены и пол украшены роскошными персидскими коврами. Такая же роскошь была в посуде и во всей обстановке, всюду сверкало золото, слоновая кость; толпа прелестных невольниц прислуживала в доме. В числе их были уроженки берегов Гирканского моря с ослепительно белым, как мрамор, цветом лица, другие — смуглые как бронзовые статуи в доме Артемидора и, наконец, третьи — совершенно черные, как эбеновое дерево. В скульптурных произведениях и картинах, в доме Артемидора также не было недостатка. Одним словом, у него было все, чем привыкли наслаждаться греки на родине.

— Вы называете нас, ионийцев, любителями роскоши, — говорил Артемидор своим гостям, угощая их изысканными блюдами, — и, как я слышал, наши прелестные милезианки действительно опаснее для добродетели афинских мужей, чем милезийцы для афинских женщин.

Перикл улыбнулся.

— Но не забывайте, — продолжал Артемидор, — что мы, ионийцы, не только любим роскошь, а также поэзию и науки, и что наряду с прелестными женщинами у нас есть Геродот и сам Гомер.

— Всем известно, — отвечал Перикл, — что цветы эллинского духа нигде не распускаются так роскошно, как под горячим небом Азии.

На второй день Артемидор повел своих гостей в миртовую рощу, примыкавшую к его роскошной даче.

Прелестная Теодота, как подруга Гиппоникоса, также была приглашена любезным Артемидором.

В обществе хозяина, Перикл, Гиппоникос и Теодота прогуливались между цветущими миртами, которые покрывали небольшую возвышенность. С лужаек представлялся прекрасный вид на город, на море и на острова, которые словно для защиты, прикрывают гавани Милета.

Артемидор приказал рабам, следовавшим за ними, застелить ковры и разбить палатку, чтобы отдохнуть и освежиться, послушать мягкие звуки лидийской флейты.

Рабы и рабыни Артемидора наполняли лес, как сирены, неожиданно появляющиеся из чащи и подающие путнику кубок с вином, или нимфы, предлагающие из рога изобилия цветы и спелые плоды. Маленькое озеро в середине рощи было оживлено фигурами всех эллинских морских богов; там и сям мелькали сказочные существа: полурыбы, полуженщины. Сирены лежали на скалах и вместе с Тритонами напевали тихие песни. Присутствовал даже мудрый Протей [32] Протей — в древнегреческой мифологии — бог моря, обладавший даром прорицания и способностью принимать всевозможные образы и виды. , предсказывавший будущее желающим.

Перикл также подошел к нему и хотел услышать от него предсказание своей судьбы.

— Если понадобится, я сумею удержать тебя, — сказал он шутя, — чтобы ты приняв новый вид, не ускользнул от ответа.

Но он добровольно отвечал Периклу, и сказал следующее:

Перикл не понял, что хотел сказать Протей, но, когда он оглянулся на своих спутников, их не было. Он пошел дальше. Птицы, перепрыгивавшие с ветки на ветку, с дерева на дерево, увлекали его все глубже и глубже в лес. На ветвях сидели попугаи, кричавшие Периклу: «Здравствуй, радуйся! Иди!»

Но вскоре Периклу показалось, что вместо одной птицы он слышит целый хор соловьев в некотором отдалении; вместе с тем до него донесся сильный запах роз. Он должен был идти мимо цветущих кустов роз и, странное дело, ему казалось, что розовый запах смешивается с запахом индийских благоуханий.

Почти невольно, Перикл пошел по направлению пения. Он сделал это Машинально, совершенно забыв предсказание.