Лев Исаков - Русская война: Утерянные и Потаённые

В России было 4 адмирала, имевшие навыки практического руководства флотами: Макаров, Скрыдлов, Чухнин, Бирилев – только 1-й из них бросился на войну как на дело жизни, разом отряхнувшись из гидрографа, инженера, журналиста, писателя, географа, кораблестроителя – офицером-адмиралом, не вполне подготовленным, не прояснившим длительным упреждающим размышлением свои боевые воззрения, не ухватившим в полной мере её хитросплетения, но уже готовый к ней волей, темпераментом и особой, редкому доступной душевной военной струной, которая начинает вибрировать в этих особых людях, Офицерах, на их деле – Войне.

Судьба России Николаевской решилась в 1855 году, когда остановился ее бег к Проливам.

Судьба России Либеральной, мерзкой, подлой, тварной, искательной, гнойной, говённой, надломилась в 1867 и решилась в 1905 году, 14–15 мая, утонув с надеждой нового планетарного рывка.

Тот свежий ветер с океанов, что начинал наполнять зачахотившие легкие России-Евразии, опять был захлопнут… Кем? Японией – или вялорожей Герценштейн-задницей, вкупе с лживоупертым шизофреником Мишкой-Николашкой и буйно-помешанным Борькой-Зиновием?

Цусима, Цусима… Техника, навязывавшая неизбежную непобедимость, если хотя бы малая часть ее требований, не по наитию, таланту, по простому следованию правил и инструкций: боевой загрузки судов, порядка спрямления кренов, поддержанию эскадренного хода не по самой медленной плавмастерской «Камчатка» – 8—10 узлов, а по самому старому броненосцу «Николай I» – 14, 5 – соблюдалась… А вместо этого ГЕРОИЧЕСКИМИ УСИЛИЯМИ разрушаем все элементы боевого превосходства: топим чудовищным перегрузом непробиваемую броню; обращаем мебелью и прочим гражданским хламом боевые корабли в спички; ползаем на ½ скорости небыстрого противника – с тем, чтобы доблестно погибнуть!

Вам не памятен схожий эпизод из последних десятилетий того же 20 века? Совершенно верно: Чернобыль, который никогда бы состоялся, если были бы нарушены даже 99 % инструкций соблюдения правил технической эксплуатации – но были нарушены все 100 %!

Да, Цусима – это Чернобыль, но как же по-разному ответила нация на эти события:

– в первом случае вздыбилось гневное возмущенное тело, снесло и вышвырнуло все нечистое, подлое, срамное, ничтожащее ресурсы и силы;

– во втором вялое, сонное, блудливое; ползающая не шибко не валко дрисня, от шизофреника к белоопойце, от белоопойцы к кукле-неваляшке…

Интересно смотреть, как закидывает история новый величественный курбет – да, да, мы будем первыми, но и остальным несдобровать: 1/6 площади суши и 53 % мировых минеральных ресурсов, заброшенных на счастливчика выбили земную ось из равновесия. Нет России – дырка в планете; и как же она начинает раскручиваться сотнями проснувшихся пара-сил: никто более ничем не сдерживаемый, Китай, Германия, Жирный Сэм. Нет России – они все вылетают со своих рангов, начинают кувыркаться в неравновесности своих качеств: миллиардов муравьев, сотен тысяч солдат, набитой мошны необеспеченных денежных знаков.

Что же остается историку, знающему, что впереди и не могущему этого предотвратить, по тупоумию, скудоумию, высокомерию стадного быдла-обывателя, вообразившего себя НАРОДОМ, свой мездрюшник объявившего УМОМ, свою голосованщину – ВЫБОРОМ, – да присесть и досмотреть приснодостойную картину, описывая в удовольствие её грядущие ходы.

Много раз с 1987 года я говорил и трезвонил, обличал и лаял знакомых и сослуживцев, однокорытников и соседей, попутчиков и земляков в том грядущем, что они творят, что случилось позавчера, вчера – идет сегодня – станет завтра…

Тщетно! Ни один из них, многократно, вдрызг, в разбитую харю опровергнутый, проваленный, обманувшийся не опомнился, не исправился, не испытал робости:

– Ахти, кругом неправ.

«Суворов», «Нахимов», Чернобыль благовестили о Мишке – Ату его!

– Вы проснулись!?

«Комсомолец», Беловеж, Белый Дом, Чечня вопили о Борьке.

– Вы опомнились?!

Мало вам, начинаем заново: «Курск»…

…Я не зову мертвых, я смотрю, как вступает в жизнь московско-петербургское поколение принципиальных предателей, ищущих, кому сдаться и почти гордых обретением душевной продажности – вы полагаете с ним диалог?

…Я наблюдаю Урал, исполняющийся желания расплатиться за свое утробно-заднескамеечное благополучие псковским, смоленским, брянским, ставропольским, да хоть рязанским, хоть вятским, мужиком – вы собираетесь его убеждать?

Я смотрю на иссыхающую злостью Хакомаду, проклинающую все русское – я ярюсь на нее, проведенную в «шапито нации» чисто-русскими красноярцами? Бог мой, она совершенно права в своем омерзении-неприятии народа-слизняка, которому наплюй в глаза – все божья роса.

Я вижу, как в обозрении некрасивых физиологических судорог удушаемой нации (РНЕ, Черная Сотня и т. д.) и разъевшейся на антикоммунизме г-н Киселев и розовый от коммунитабельности т-щ Пригарин вопят: Это фашизм! – Я полагаю в них разницу?

С 1998 года обойдя все «патриотические» издания я убедился в их опасности для России, паче чаяния их занесет во власть – ни в одном из них нет элементарного порядка хранения рукописей и простой порядочности в работе с авторами. К кому я буду относиться с большим подозрением, к перебесившемуся В. Седову из «Вопросов истории», вернувшем мне работу о стратегии Кутузова-Сталина через 2 недели с сокраментальной фразой – Мы ТАКОГО печатать не будем! Или к краснобайствующему душке Казинцеву из «Нашего Современника», продержавшему её 26 МЕСЯЦЕВ и так и не напечатавшему, хотя есть и положение авторского права, ограничивающее обратимый срок… Воистину чума на оба ваших дома!

Проходя через строй «белых», «красных», «черных» редакций я убедился, что не «болтун», не «свой болтун», не «наш утвержденный болтун» – специалист в них не востребован, не нужен; идут подковерные игры «своих», ноги которых полощут об улицу. Не решается и даже не поставлен вопрос об исследовании того, что мы есть – были – будем. Не о декларации – об исследовании! И порядочный дилетант Кожинов заменяет профессионала-историка; неспециалист в макроистории Фроянов начинает петь славяно-тунгусскую мифологию отечественной историософии; «лево-декадентствующий» Кургинян потчует той же методологической окрошкой, что и завсягдатай-демократы 1986—90 гг.

Особо хочется остановиться на Фроянове – его выступление в Межвузовской Государственной Программе Изучения Российского исторического опыта явление гражданского мужества, но стало ли оно актом мужества научного?

Разоблачая Яковлева, применяя метод исторического шлейфа к нему и к вырисовывающемуся за ним Антропову, не должен ли он был обратить его не только назад, но и вперед. – Кем был выдвинут в 1991 году в секретари по идеологии ЦК КПСС и в 1-е секретари ЦК КПРФ Г. А. Зюганов, разве не теми же Горбачевым и Яковлевым?