Е. Томас Юинг - Учителя эпохи сталинизма: власть, политика и жизнь школы 1930-х гг.

Сравнительный подход при изучении советского учительства помогает понять, что по своему социальному статусу, характеру работы и профессиональному облику советский учитель похож на учителя любой другой страны мира, уникальными же оказываются его вовлеченность в политику и жизнь в условиях постоянной угрозы репрессий {696} 696 В советской прессе иногда проводились сравнения с западными учителями. См.: Больше заботы о народном учителе // Правда. 1931. 14 нояб. С. 1; Колесникова О. За большевистское выполнение решений ЦК ВКП(б) и правительства о школе // Педагогический журнал. 1936. № 11-12. С. 32; Кострулин Н. Учитель начальной школы на пороге второй пятилетки. С. 100-101. . Советские учителя 1930-х гг., как и их коллеги по всему свету, считали свои общественное положение и заработную плату невысокими, им казалось, что окружающие не оказывают им должного уважения, а власти порой относятся к делам школы безответственно. Однако сходству взглядов, как показывает сравнительный подход, отнюдь не сопутствовало сходство восприятий. На осознание учителями своего социального статуса влияет оценка обществом ценности образования, условия работы учителей в школах, а также наличие профессионального союза и кодекса. Таким образом, социальный статус — понятие относительное, а не абсолютное. В течение XIX в. английские учительницы требовали зарплаты, достаточной, по словами историка Ли Холком, «для обеспечения надлежащего образа жизни, для покупки книг, для возможности отдыхать и путешествовать, для общения с кругом близких по положению в обществе людей, короче, для комфортабельной и спокойной жизни» {697} 697 Holcombe L. Victorian Ladies at Work. P. 46-58; Tropp A. The School Teachers. P. 39-43, 113-114, 228, 248. . Подобным образом Кристин Руан утверждает, что учителя в царской России «хотели получать достаточно, чтобы чувствовать себя на равных с другими образованными социальными группами», и тем самым формулировали свое профессиональное кредо как «значимую и полезную для общества работу и достойные условия жизни» {698} 698 Ruane C. Gender, Class, and the Professionalization of Russian City Teachers. P. 55-61, 78-79. . Советские учителя в 1930-е гг. страдали от бедности, однако сетования на материальные трудности говорят как об их восприятии своего социального статуса, так и каждодневной борьбе за лучшую долю.

Самое удивительное сходство, которое обнаружилось в ходе этого исследования, — горячая поддержка советскими учителями консервативных веяний в образовательной политике. Судя по всему, и в практической работе, и в своих взглядах на процесс обучения советские учителя разделяли многие «твердые убеждения» их коллег за океаном, перечисленные в работах историка Кьюбана об американской школе. В частности, многие советские учителя считали: главная задача школы — передача детям знаний и системы ценностей, но эта цель достижима лишь при признании учащимися авторитета педагога {699} 699 Cuban L. How Teachers Taught. P. 242-247. . В более общем смысле, советские учителя руководствовались принципом, который сформулировал Дэвид Коэн. По его мнению, основополагающим для большинства учителей является предположение, что суть учебного процесса — это передача детям некоей системы известных педагогам очевидных фактов и эмпирических законов {700} 700 Cohen D. K. Practice and Policy: Notes on the History of Instruction // American Teachers / Ed. Warren. P. 393-407. .

Советские учителя выступали за порядок, стабильность и дисциплину в классах, обнаруживая тем самым еще одно сходство с их коллегами из других стран, где происходили коренные социальные перемены. Как считает Конрад Ярауш, во время знаменитого перехода от Веймарской демократии к нацистской диктатуре многие немецкие учителя поддерживали новый режим, так как им казалось, что с ним вернутся стабильность и порядок, даже если при этом будут ущемляться права личности и подвергнутся преследованию определенные социальные группы {701} 701 Jarausch K. The Unfree Professions. P. 143-144. . Согласно исследованиям американских школ, во времена социальных конфликтов учителя, как правило, становятся приверженцами традиционализма, а не порождающего нестабильность новаторства {702} 702 Foley D. Learning Capitalist Culture. P. 110-111; Postman N. , Weingartner С Teaching as a Subversive Activity. New York, 1969. P. 133-154; Tyack D. , Lowe R. , Hansot E. Public Schools in Hard Times. The Great Depression and Recent Years. Cambridge, 1984. P. 156-167. . Выработанная в 1932 г., в разгар экономического кризиса и политической дестабилизации, рекомендация американского социолога Уоллера гласит: учителям следует культивировать в себе «спокойный и умеренный эгоизм», что вполне соответствует их образу приверженцев порядка, а не конфронтации {703} 703 Waller W. The Sociology of Teaching. P. 456. .

Сравнительные исследования также показывают, что политическая и общественная деятельность вызывала у советских учителей скептическое отношение не случайно, а была характерной реакцией на возрастающую мощь государства. В кайзеровской Германии, как доказала Марджори Ламберти, в ответ на попытки властей подключить школы к борьбе с социалистическим влиянием учителя младших классов дали понять, что политика их не касается, и принять участие в этой кампании фактически отказались. Ярауш пришел к выводу, что вся немецкая интеллигенция конца XIX — начала XX в., включая учителей, «отличалась принципиальной аполитичностью, а профессионализм ставила выше общественной деятельности» {704} 704 Lamberti M. Elementary School Teachers and the Struggle against Social Democracy in Wilhelmine Germany. P. 72-97; Jarausch K. The German Professions in History and Theory // German Professions, 1800-1950 / Ed. K. Jarausch, С Cocks. Oxford, 1990. P. 9-24. P. 9-24. . Китайские учителя, пережившие культурную революцию конца 1960-х гг., приучились держать язык за зубами, имитируя при этом участие в политической жизни {705} 705 Kwong J. Cultural Revolution in China's Schools. Stanford, 1988. P. 114-142. .

В более общем смысле, согласно сравнительным исследованиям учителя не склонны были придавать решающее значение глобальным факторам, включая несправедливое распределение материальных ресурсов и произвол властей, а многое объясняли недоработкой конкретных людей или отдельными злоупотреблениями {706} 706 Casey K. Why do Progressive Women Activists Leave Teaching? P. 187-208; Wilson J. D. «IAmReadytoBeofAssistanceWhenICan». P. 204; Carlson D. Teachers as Political Actors. P. 294. . В этой связи все более заметная податливость советских учителей давлению сталинизма была связана как с их профессиональными интересами, так и со взглядами каждого из них; но чем агрессивнее становилась государственная власть, тем неохотнее учителя соглашались быть орудием ее политики.

Однако сравнительный подход также показывает, что в 1930-х гг. только для немногих учителей сталинизм (вообще крайне опасный) представлял серьезную угрозу. В кайзеровской Германии, как и в царской России, учителя могли уволить за радикальные политические убеждения, но лишь немногие подвергались аресту или другим наказаниям за публичные высказывания, за взгляды или за «порочащие» связи. Больше того, в обеих странах существовали профессиональные союзы, обладавшие такой автономией, о которой и мечтать не могли советские учителя 1930-х гг. {707} 707 Seregny S. Russian Teachers and Peasant Revolution; Ruane C. Gender, Class, and the Professionalization of Russian City Teachers; Lamberti M. Elementary School Teachers and the Struggle against Social Democracy in Wilhelmine Germany. P. 72-97. В нацистской Германии учителей-евреев и учителей с левыми убеждениями увольняли, арестовывали и казнили по воле властей, а любой заподозренный в антинацистских взглядах жил «в постоянном страхе разоблачения». Однако нацистские власти, притесняя или уничтожая одних, гарантировали безопасность другим — большинству учительского корпуса {708} 708 Jarausch K. The Unfree Professions. P. 135-146. . В современной Америке опасение учителя столкнуться с насилием заставляет его корректировать свое поведение в классе и за порогом школы, а некоторые учителя, прежде всего геи и лесбиянки, боятся увольнения за их личные убеждения и образ жизни {709} 709 Grant G. , Murray C. Teaching in America. P. 29; One Teacher in 10. Gay and Lesbian Educators Tell their Stories / Ed. K. Jennings. Boston, 1994. P. 202, 261. .