Е. Томас Юинг - Учителя эпохи сталинизма: власть, политика и жизнь школы 1930-х гг.
- Название:Учителя эпохи сталинизма: власть, политика и жизнь школы 1930-х гг.
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:РОССПЭН
- Год:2011
- Город:М.
- ISBN:978-5-8243-1529-5
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Е. Томас Юинг - Учителя эпохи сталинизма: власть, политика и жизнь школы 1930-х гг. краткое содержание
Эта книга посвящена советским учителям во времена переустройства общества, введения всеобщего обучения и захлестнувших страну политических репрессий. В центре внимания — повседневная жизнь учителей начальной и средней школы, особенности их работы и статус, политические взгляды. Исследование основано на архивных и опубликованных материалах, включая письма и воспоминания, сообщения школьных инспекторов, а также методики и учебные пособия. В книге рассказывается о сложившихся между властями, простыми людьми и школой уникальных отношениях, об их эволюции в первое десятилетие эпохи сталинизма.
Учителя эпохи сталинизма: власть, политика и жизнь школы 1930-х гг. - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Даже подтверждая обозначенные партийной верхушкой цели, инспекторы в своих докладах нормальным человеческим языком говорили о широком круге задач воспитания. Например, в 1935 г. сталинградский чиновник из отдела образования С. А. Каменев заявил, что задача коммунистического воспитания — «подготовить грамотных, культурных, беззаветно преданных социализму людей». Присущие дискурсу сталинизма лозунги звучали там и здесь, однако движение к заявленным целям на практике означало формирование рабочих отношений в школе. Учителя находили время поговорить с детьми о прочитанных книгах и событиях в их жизни; помогали детям развивать свои таланты и выражать эмоции; служили примером опрятности, вежливости и порядка; при первой возможности повышали квалификацию; заботились о таких мелочах, как ручки, мел и бумага для занятий. Откровенно политизированные фразы (как процитированная выше) звучали только на уроке литературы, когда учитель решил оживить его и устроил маленький спектакль с учениками-актерами, причем один из них неожиданно похвалил монархию {591} 591 Каменев А. А. О коммунистическом воспитании детей. С. 13-20.
.
Подобным образом обозначены этапы коммунистического воспитания в статье Н. И. Бокарева 1938 г.: передача учащимся определенного объема знаний по предмету; продуманные, серьезные занятия; отметки, которые позволяют учащимся оценить свои успехи; поощрение активными приемами обучения инициативы; поощрение желания учащихся «узнать еще больше»; формирование «материалистического» мировоззрения и демонстрация ущербности религии {592} 592 Бокарев Н. И. О воспитании в процессе обучения. С. 21-22.
. Все перечисленные пункты, за исключением последнего, сталинистская пропаганда игнорировала, однако они считались важными для полноценного советского образования.
Практика коммунистического воспитания на уроках и отношение к нему учителей как к важной составляющей их профессии показывает соотношение сил и в классах, и в сталинистской культуре в целом. В трудах Фуко исследуется, как современные социальные институты превращают личность в винтик общественного механизма, а независимость человека понимается как соответствие принятым стандартам и право на собственное уютное гнездышко. Теория помогает понять, как советские учителя приобщались к государственной дисциплинарной стратегии. Требования властей навести порядок и восстановить иерархию в школе учителя приняли «на ура» и претворяли в жизнь собственными методами. Строгая дисциплина устанавливалась во всей стране, и учителя стали законопослушными проводниками этой политики. Педагогическое начальство действовало рука об руку с учителями, а дисциплина в школах часто начиналась с самодисциплины, то есть учителя сознательно перестраивались с тем, чтобы их потребности и запросы властей не противоречили друг другу. Важнейшая черта сталинизма 1930-х гг.: каждый человек мог стать частью репрессивного механизма и участвовать в подчинении других людей.
Представленные в этой главе примеры показывают как ограниченность теорий Фуко, так и пределы власти сталинизма. Далеко не все учителя взяли на вооружение эти дисциплинарные стратегии, и не всегда школьные классы жили по тоталитарным законам. Еще важнее интерпретация учителями господствовавших дисциплинарных стратегий. Как показано в этой главе, учителя не всегда были верными слугами властей, и не о них расплывчатые теории Фуко. Учителями руководили профессиональные интересы, и часто у них просто были связаны руки. Понимая, что педагогическая деятельность — это не только уроки, не только передача знаний, учителя заботились об общем развитии своих учеников и принимали участие в культурных преобразованиях страны в целом. Им было ясно, что без прилежания, послушания учеников, без порядка в школах невозможно добиться улучшения жизни. Стремление властей установить строгую дисциплину было встречено с энтузиазмом, так как порядок в школах помогал и преподаванию, и обретению учащимися знаний. Но многие аспекты дисциплинарной политики вызывали у учителей неприятие и даже протест.
Учителя часто игнорировали и даже открыто сопротивлялись новым дисциплинарным веяниям. Педагоги скептически отнеслись к ограничению прав учителей, в т. ч. к полному запрету телесных наказаний, к рекомендации властей взять на себя ответственность за жизни детей и заниматься коммунистическим воспитанием на каждом уроке.
Дисциплинарная практика того бурного времени показывает, как порой мешало учителям грубое вмешательство государства и как развивались социальные конфликты в эпоху сталинизма. Будучи проводниками дисциплинарной доктрины сталинизма, учителя тем не менее руководствовались прежде всего интересами дела, хотя и были сильно ограничены в выборе средств. В следующей главе мы рассмотрим, как самые жестокие деяния сталинизма ставили учителей перед непростым выбором между профессиональным долгом и служением власти.
Глава 7.
УЧИТЕЛЯ И ТЕРРОР
В начале 1990 г. советский педагогический журнал «Народное образование» опубликовал небольшие воспоминания учительницы Юлии Львовой. Она рассказала, как в 1930-е гг. прореагировали ученики на сообщение, что одного мальчика исключают из школы после ареста отца:
«Мы были ошеломлены, испуганы. Не успев прийти в себя от этого известия, мы увидели в классе Шуру Пащицкого с белым-белым лицом, он сказал, что его отца ночью тоже арестовали… Шурка — сын арестованного! Враг народа, враг страны не где-нибудь далеко, а вот он — близко: это отец нашего товарища, это рядом с нами!»
Следующим был урок литературы, учитель Николай Викторович начал его «деловито, почти сурово». Но тут «широко открылись двери», вошли «двое в штатском»:
«8-а? — спросил один из вошедших и продолжил: — Кто здесь Александр Пащицкий? Подойдите.
— Пащицкий? — переспросил Николай Викторович. — Но его нет. Ребята, Пащицкий был на первом уроке? — Наш учитель обвел весь класс внимательным взглядом, не обходя и Шуру. И мы, словно сомневаясь, был ли, есть ли Пащицкий в классе, вслед за учителем тоже посмотрели вокруг и заговорили наперебой:
— Нет, его не было! Не было!
— Ничем не можем помочь: Александра Пащицкого здесь нет, — твердо сказал Николай Викторович, повернувшись к военным.
Они, нахмурившись, вышли из класса.
— Садитесь, товарищи, — задумчиво и чуть мягче, чем обычно, сказал наш учитель, продолжая урок».
Спустя несколько дней учитель Николай Викторович отправил Пащицкого и еще двух учеников в отдаленные деревни, где их не могли найти. В конце своего рассказа Львова замечает: «Никто из нас об этом даже шепотом между собой, даже по секрету никому никогда не говорил. Как долго мы молчали… Но уже тогда мы стали о многом думать…» {593} 593 Львова Ю. «Кто здесь — Пащинский?» // Народное образование. 1990. № 3. С. 138.
.
Интервал:
Закладка: