Ольга Косик - Голоса из России. Очерки истории сбора и передачи за границу информации о положении Церкви в СССР. 1920-е – начало 1930-х годов

29 июля 1927 г. вышла известная декларация митрополита Сергия (Страгородского) и Временного при нем Патриаршего Священного Синода, провозгласившая начало нового курса в отношениях высшей церковной власти и государства. В отношении зарубежного духовенства власть наконец-то могла торжествовать победу. В декларации говорилось:

«Особенную остроту при данной обстановке получает вопрос о духовенстве, ушедшем с эмигрантами за границу. Ярко противосоветские выступления некоторых наших архипастырей и пастырей за границей, сильно вредившие отношениям между правительством и Церковью, как известно, заставили почившего Патриарха упразднить заграничный Синод (5 мая – 22 апреля 1922 г.). Но Синод и до сих пор продолжает существовать, политически не меняясь, а в последнее время своими притязаниями на власть даже расколол заграничное церковное общество на два лагеря [204]. Чтобы положить этому конец, мы потребовали от заграничного духовенства дать письменное обязательство в полной лояльности к Советскому Правительству во всей своей общественной деятельности. Не давшие такого обязательства или нарушившие его будут исключены из состава клира, подведомственного Московской Патриархии. Думаем, что, размежевавшись так, мы будем обеспечены от всяких неожиданностей из-за границы. С другой стороны, наше постановление, может быть, заставит многих задуматься, не пора ли и им пересмотреть вопрос о своих отношениях к Советской Власти, чтобы не порывать со своей родной Церковью и Родиной» [205].

В Сремских Карловцах реакция на этот документ была резко отрицательной. Первым откликом на выступление митрополита Сергия стала статья митрополита Антония (Храповицкого) «Отповедь на послание Московского Синода» [206]с резким осуждением декларации. Митрополит Антоний напоминает, что по получении послания митрополита Сергия от 10 июня 1926 г., в котором он «отгораживается от управления Заграничной Церковью», Архиерейский Синод решил твердо держаться на позиции этого послания, «не принимая могущих быть изменений» [207]. Возможно, эта позиция устраивала и самого митрополита Сергия, лишившегося возможности говорить своим голосом.

9 сентября 1927 г. было выпущено окружное послание Собора архиереев Русской Православной Церкви за границей, посвященное декларации. В нем говорилось: «…Приняв во внимание, что высшая церковная власть в России находится в тяжком пленении у врагов Церкви, не свободна в своих деяниях, а также то, что у нас нет возможности иметь с нею нормальные сношения, Священный Собор Архиереев Русской Православной Церкви за границей определил: Заграничная часть Всероссийской Церкви должна прекратить сношения с Московской церковной властью ввиду невозможности нормальных сношений с нею и ввиду порабощения ее безбожной советской властью, лишающей ее свободы в своих волеизъявлениях и канонического управления Церковью» [208]. Далее следовал вывод, что заграничная часть Русской Православной Церкви должна управляться сама, «согласно священным канонам, определениям Священного Собора Всероссийской Поместной Православной Церкви 1917–18 гг. и постановлению Святейшего Патриарха Тихона, Священного Синода и Высшего Церковного Совета от 7/20 ноября 1920 г., при помощи Архиерейского Синода и Собора Епископов, под председательством Киевского митрополита Антония». Вместе с тем в послании отмечалось, что «заграничная часть Русской Церкви почитает себя неразрывною, духовно единою ветвью великой Русской Церкви. Она не отделяет себя от своей Матери-Церкви и не считает себя автокефальною. Она по-прежнему считает своею главой Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра и возносит его имя за богослужениями». Что касается подписки о лояльности, было решено отвергнуть такое предложение и исключение из клира Московского Патриархата, если таковое последует, считать недействительным.

Позиция митрополита Евлогия была иной. Она выражена в его письме архиепископу Иоанну Рижскому от 24 июля 1928 г.: «Конечно, в деятельности м[итрополита] Сергия есть нечто смущающее, но все же он возглавитель нашей Церкви (пока м[итрополит] Петр вынужденно бездействует), и, след[овательно], оторваться от него значило бы оторваться от Матери-Церкви, чего я совершенно не могу допустить в своей совести» [209].

Декларация митрополита Сергия усугубила разделение Архиерейского Синода и митрополита Евлогия. Отношения к декларации как акту вынужденному и простительному постоянно ставилось в вину митрополиту Евлогию карловацкой печатью.

В отличие от своих предшественников, Заместитель Патриаршего Местоблюстителя митрополит Сергий с 1927 г. вел довольно обширную легальную переписку с церковными деятелями зарубежья. Среди его корреспондентов были в первую очередь Управляющий западноевропейскими русскими церквами митрополит Евлогий (Георгиевский), митрополиты Елевферий (Богоявленский), Сергий (Тихомиров), Вениамин (Федченков), епископ Иоанн (Поммер) и многие другие лица. В его переписке конца 1920 – начала 1930-х гг. с зарубежными церковными деятелями явно просматривается стремление оказать воздействие на представителей Русской Церкви в эмиграции с целью ограничить свободу их действий и высказываний, касающихся поддержки гонимой Церкви в СССР.

Начало нового периода в отношениях митрополита Сергия с зарубежными архиереями обозначилось еще до июльской декларации. 14 июля 1927 г. из Москвы в Париж отправлено его письмо митрополиту Евлогию, касающееся фундаментальных вопросов деятельности заграничного духовенства. Упомянув об упразднении зарубежного ВЦУ Патриархом Тихоном, Заместитель Патриаршего Местоблюстителя подчеркнул подведомственность эмигрировавшего духовенства Московской Патриархии и связанную с этим ответственность его за деятельность, враждебную Советскому Союзу (в основном имелись в виду выступления в защиту гонимой Церкви). Письмо сопровождалось указом с требованием всем священнослужителям дать подписку о лояльности, а именно письменное обязательство в такой форме: «Я, нижеподписавшийся, даю настоящее обязательство в том, что, ныне, состоя в ведении Московской Патриархии, не допущу в своей общественной, в особенности же церковной деятельности, ничего такого, что может быть принято за выражение моей нелояльности к Советскому Правительству» [210].

Отказавшиеся дать такую подписку исключались из состава клира, находящегося в ведении Московской Патриархии. Срок, установленный для ответа на послание, истекал 15 сентября 1927 г.

Естественно, что бежавшие от большевиков эмигранты были шокированы подобным требованием, ставящим их действия в зависимость от советских властей.