Дэниэл Брук - История городов будущего

В свою бытность пролетариями бомбейцы объединялись в профсоюзы, связанные с многочисленными левыми движениями, но, лишившись работы, они стали сбиваться в сообщества по этническому и религиозному признаку, вроде преступных банд или политических партий, которые часто не особо отличались от экстремистских группировок. Во времена Неру при всех тогдашних проблемах сохранялось ощущение, что индийский народ – это единая общность, готовая разделить и горе, и радость. Теперь же возобладали менее всеохватные модели самоидентификации, основанные на этнической или религиозной принадлежности. Хотя зачатки этого процесса были очевидны еще в лингвистических спорах 1950-х годов, когда говорящие на маратхи рабочие противостояли своим начальникам-гуджаратцам, переход «от красного к шафрановому» 8– то есть от левого радикализма к индуистскому национализму – завершился только в пореформенный период.

Межобщинная напряженность этого периода впервые дала о себе знать в глубине страны, в Уттар-Прадеше, одном из наименее развитых штатов Индии. Там в 1992 году толпа индуистов уничтожила мечеть, построенную на вершине холма, где, согласно преданию, родился индуистский бог Рама. Столкновения индуистов и мусульман вскоре вспыхнули по всей Индии, в том числе и в Бомбее, где были убиты сотни человек 9, по большей части мусульман. Чтобы отомстить за гибель своих единоверцев, босс бомбейской мафии Дауд Ибрагим, глава названной в его честь «Роты Д», организовал взрыв на фондовой бирже. Руководил этой операцией Ибрагим из своего логова в тихом Дубае, где во времена лицензионного раджа он сколотил миллиардное состояние на контрабанде золота. В не скованном условностями городе-государстве на берегу Персидского залива он прославился роскошными вечеринками в духе бомбейского гламура с участием многочисленных болливудских старлеток – в их организации ему очень помогал его статус подпольного финансиста индийских киностудий.

На фоне роста межрелигиозной напряженности в 1995 году «Шив сена» – националистическая партия маратхов, коренной этнолингвистической группы отделенного от Бомбея проливом региона, – получила контроль и над самим городом, и над всем штатом Махараштра. На выборы она шла под ксенофобским лозунгом «Махараштра для маратхов». Партия, знаменем которой стало полотнище шафранового цвета, была детищем Бала Такерея – политического карикатуриста, радикального шовиниста и пламенного поклонника Гитлера. Отец Бала, желая сделать свое семейство более современным, изменил английское написание фамилии Такерей в честь викторианского романиста Уильяма Теккерея. Бал Такерей отомстил ему посмертно, поменяв название города своего отца с англо-португальского «Бомбей» на «Мумбай» – в честь местной индуистской богини Мумба Деви.

В вопросах усовершенствования экономического и социального устройства города на благо его едва сводящих концы с концами жителей «Шив сена» могла предложить немного, но в области переименований ее функционеры обладали поистине неистощимой фантазией. По всему мегаполису британские колониальные названия заменили на индийские. К концу 1990-х годов городские власти утверждали до пятидесяти переименований в месяц 10. Главные достопримечательности тоже сменили названия – чаще всего в честь национального героя маратхов Чхатрапати Шиваджи, отвоевавшего территорию Махараштры у мусульманской империи Моголов в XVII веке. Вокзал Виктории стал вокзалом Чхатрапати Шиваджи; Музей индийских древностей имени принца Уэльского – музеем Чхатрапати Шиваджи; имя Чхатрапати Шиваджи получили и внутренний и международный аэропорты.

Очевидно, что люди, которые одобряют безумную идею дать обоим аэропортам одинаковые названия, просто не очень часто летают. В самом деле, популярность партии «Шив сена» скорее зиждилась на чувстве классовой ущемленности, чем на росте национального или религиозного самосознания. Маратхи всегда составляли основную массу рабочего класса Бомбея, в то время как другие этнические и религиозные группы – парсы, джайны или гуджаратцы – чаще были торговцами и промышленниками. Спустя полвека после обретения независимости, главной мишенью этих антиколониальных переименований была не давно сошедшая со сцены британская бюрократия, но англоязычная элита Мумбая, поднявшая голову в эпоху экономических реформ Сингха. И хотя многие образованные жители продолжали называть свой город Бомбеем и твердили о бессмысленности типичного обращения партии «Шив сена» к «сынам земли» в городе, где большая часть земли была отвоевана у моря англичанами, у самой элиты тоже не было четкого представления о том, как можно залечить разрывы в социальной ткани мегаполиса. При всем внешнем блеске набирающей мощь индийской экономики мало кто верил, что город можно устроить так, чтобы в нем было удобно всем. Даже бывший чиновник Торгово-промышленной палаты, который в пресс-релизах с гордостью указывал, что город, составляющий лишь 2 % населения Индии, вырабатывает 38 % ее ВВП 11, признал, что Мумбай, где у каждого жителя есть электричество и водопровод, – это утопия.

В эпоху Неру болливудские фильмы про роскошную жизнь Бомбея фактически являлись формой политической оппозиции. Но когда победа оппозиции в 1991 году привела наконец к реформам, болливудское видение города было воспринято слишком буквально. Вместо того чтобы заняться созданием интегрированного в мировую экономику Мумбая, достойного наследника неоготического Бомбея губернатора Фрера и кварталов ар-деко, построенных индийскими архитекторами на отвоеванных у моря землях незадолго до независимости, самозванные «глобальные индийцы» выбрали жизнь «как в индийском кино». Вместо того чтобы преображать свой город, они создали для себя роскошные резервации, за высокими стенами которых можно было укрыться от бедности, упадка и хаоса, с которыми новые воротилы от финансов и шоу-бизнеса и не помышляли бороться. Грандиозные проекты прошлого осуществлялись благодаря тому, что с помощью государственного планирования и частной благотворительности город направлял в тщательно продуманное русло богатства своей рыночной экономики. Но после десятилетий застоя при Неру и его наследниках планирование стало в Мумбае ругательным словом. Искусство же благотворительности оказалось и вовсе утраченным, поскольку бунтуя против самоотречения в духе Ганди, представители нового класса мумбайских богатеев предпочитали наперегонки строить небоскребы с вертолетными площадками для себя, а не создавать современный город для своего народа.

В фильме 2008 года «Миллионер из трущоб», который напомнил о существовании Мумбая всему миру, главный герой Джамаль и его брат Салим дивятся достижениям неокапиталистической Индии, глазея на поднимающиеся перед ними кварталы неоклассицистских высоток. Для западной аудитории эти здания выглядят как Лас-Вегас – только гораздо, гораздо больше. «Ты только подумай, а? – говорит Салим. – Это ж были наши трущобы. Мы ведь прямо там и жили, да? А теперь это все офисы, квартиры, колл-центры… Мы еще вдуем США и Китаю покажем. Теперь Индия – центр мира!» 12