Дмитрий Шерих - Агонизирующая столица. Как Петербург противостоял семи страшнейшим эпидемиям холеры
- Название:Агонизирующая столица. Как Петербург противостоял семи страшнейшим эпидемиям холеры
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент «Центрполиграф»a8b439f2-3900-11e0-8c7e-ec5afce481d9
- Год:2014
- Город:Москва
- ISBN:978-5-227-05355-8
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Дмитрий Шерих - Агонизирующая столица. Как Петербург противостоял семи страшнейшим эпидемиям холеры краткое содержание
Холера и сегодня – смертоносная болезнь, но в российских столицах, Петербурге и Москве, эта «азиатская гостья» не появлялась уже очень давно. А когда-то ее приход полностью менял ритм жизни горожан, их повседневный быт: они обряжались в набрюшники, старались не выходить на улицу натощак, обтирались оливковым маслом и принимали всякие другие меры, дабы не попасть в быстро растущие скорбные списки. Везло не всем: семь петербургских холерных эпидемий унесли жизнь семидесяти тысяч горожан; в числе жертв недуга оказались великие Карл Иванович Росси и Петр Ильич Чайковский.
Обо всем этом и идет речь в новой книге известного журналиста и историка, лауреата Анциферовской премии Дмитрия Шериха. Перед читателем пройдет вереница имен тех, кто погиб, кто выжил, и тех, кто с эпидемиями сражался; в книге представлены самые значимые холерные адреса Петербурга, приведены многочисленные свидетельства мемуаристов.
Агонизирующая столица. Как Петербург противостоял семи страшнейшим эпидемиям холеры - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:

Николай I на Сенной площади. С гравюры XIX столетия
Канонический эпизод, вошедший во все летописи царствования императора Николая I и даже запечатленный на одном из барельефов его конного монумента на Исаакиевской площади. Знаменитая уваровская триада в ее живом воплощении.
Здесь, однако, немного притормозим: поскольку эпизод сразу разошелся по тысячам изустных и письменных пересказов, до нас дошла далеко не одна версия того, что же именно сказал Николай коленопреклоненным петербуржцам на Сенной площади. Уже 23 июня Александр Васильевич Никитенко отмечал в дневнике: «Нельзя добиться толку от вестовщиков: одни пересказывают слова государя так, другие иначе».
Среди свидетельств есть и вполне анекдотические: баронесса Мария Петровна Фредерикс, например, рассказывает в своих воспоминаниях, будто император перед всей толпой выпил «склянку меркурия, которым тогда лечили холеру и который простые люди принимали за отраву». А на предостережение подбежавшего медика, что-де император может потерять зубы, Николай ответил: «Тогда вы мне сделаете челюсть».
Некоторые современные авторы вполне всерьез цитируют свидетельство баронессы, однако им стоило бы знать: меркурием, то есть ртутью, холеру не лечили, а сама мемуаристка родилась на свет божий в 1832 году – и никак не могла видеть происходившее на Сенной.
Еще одно не менее анекдотическое свидетельство оставил писатель Николай Александрович Лейкин: со ссылкой на своего отца, гостинодворского купца, он рассказывал, «о государе Николае Павловиче, также во время холерного бунта в 1831 г. усмирявшем на Сенной площади народ одними площадными ругательствами». Свидетельство по большей части тем, что характеризует само гостинодворское купечество, а никак не монарха.
Куда более правдоподобную, близкую к словам Бенкендорфа, версию опубликовало в свое время Общество истории и древностей российских при Московском университете: «Государь Император прибыл в коляске с Князем Меншиковым на Сенную площадь, остановился у самой церкви Спаса, и говорил народу, окружающему Его, следующую Речь: „Не кланяйтесь Мне, а падите на колена, поклонитесь Господу Богу, просите помилования за тяжкое прегрешение, вами вчера учиненное. Вы умертвили Чиновника, пользовавшего ваших собратий, нарушили тишину и порядок, осрамили Меня перед светом. За вас, за вас всех, обязан я, по силу присяги Моей, дать ответ Царю Царей. Возможно ли мне сие исполнить после тяжкого вашего прегрешения? Не узнаю я в вас Русских: что, Французы ли вы, или Поляки? Сии последние уморили возлюбленного Моего: так и вы со мною хотите то же сделать! Но я уповаю на Всевышнего Творца, стою здесь безбоязненно среди вас, вот и грудь Моя…“
Тогда народ, рыдая, воскликнул: „Согрешили пред Богом, но ради умереть за Царя, за Отца нашего!“ Государь возразил: „Умрете тогда, когда Богу угодно то будет; лягу и Я с вами, но теперь повелеваю вам: Падите ниц пред Богом, и теплыми молитвами укротите праведный гнев его, возвратись в домы ваши и исполняйте приказания Военного Генерал-Губернатора, как собственные Мои повеления! Кто облечен Мною властью, того слушайтесь!“
Тут народ закричал: „Ура!“ – и разошелся».
По сути, с версией Бенкендорфа это свидетельство расходится лишь в деталях – и возможно, стоило бы считать его достоверным. Тем более, что от него также немногим отличается изложение царской речи Василием Андреевичем Жуковским в его письме принцессе Луизе Прусской: «Представьте себе эту прекрасную фигуру, этот громкий и звучный голос, этот внушающий и строгий вид, и эту толпу, накануне столь мятежную, столь сильную в своей смуте и теперь, столь спокойную, столь покоренную присутствием самодержавного величия и магическим обаянием геройской отваги. Вот слова, им произнесенные: „Венчаясь на царство, я поклялся поддерживать порядок и законы. Я исполню мою присягу. Я добр для добрых: они всегда найдут во мне друга и отца! Но горе злонамеренным: у меня есть против них оружие! Я не боюсь вас, вам меня бояться! Нам послано великое испытание: зараза! Надо было принять меры, дабы остановить ее распространение: все эти меры приняты по моим повелениям. Стало быть, вы жалуетесь на меня: ну, вот я здесь! И я приказываю вам повиноваться. Вы, отцы семейств, люди смирные, я вам верю и убежден, что вы всегда прежде других уговорите людей несведущих и образумите мятежников! Но горе тем, кто позволяет себе противиться моим повелениям! К ним не будет никакой жалости! Теперь расходитесь! В городе зараза! Вредно собираться толпами. Но наперед следует примириться с Богом! Если вы оскорбили меня вашим непослушанием, то еще больше оскорбили Бога преступлением: совершено было убийство! Невинная кровь пролита! Молитесь Богу, чтоб Он вас простил!“. При этих словах он обнажил голову, обернулся к церкви и перекрестился. Тогда вся толпа, по невольному движению, падает ниц с молитвенными возгласами. Император уезжает, и народ тихо расходится, наставленный и проникнутый сознанием своего проступка. Минута единственная!».
Расхождения с Бенкендорфом и здесь больше в длине речи, чем в ее содержании. При этом Жуковский заверял принцессу, что «речь, которую я привел вашему высочеству, была мне пересказана слово в слово князем Меншиковым, находившимся в коляске с императором в те минуты, когда он говорил народу, и потому имевшим возможность не проронить ни одного звука».
Содержание речи известно? Однако вот какое обстоятельство: некоторым другим мемуаристам, вполне ответственным и осведомленным, сцена на Сенной представлялась все-таки иначе. Александру Павловичу Башуцкому, например: «Государь встал, сбросил запыленную шинель, перекрестился перед церковью, поднял высоко руку и, медленно опуская ее, протяжно произнес только: „На колени!“. Едва раздался этот звук над залитою тридцатью и более тысячами народа безмолвною площадью, по мановению этой руки все, как один человек, опустились на колени с обнаженными и поникшими головами…
– Что вы сделали? – строго спросил тот же звонкий голос, доходивший до каждого слуха. – Бог дал мне власть карать и миловать вас, но этого преступления вашего даже и я простить не могу! Все виновные будут наказаны. Молитесь! Ни слова, ни с места! Выдайте зачинщиков сию же минуту!
Государь передал свое повеление графу Эссену, перекрестился пред тою же церковью и изволил отбыть».
Выдача зачинщиков – новый мотив, дотоле еще не звучавший.
Еще один тогдашний петербуржец, Иван Романович фон дер Ховен, особо недоволен был рассказом Жуковского, считая его художественной фантазией: «Кто знал пылкий, энергический характер императора Николая, проявлявшийся в каждом слове, в каждом жесте его, тому трудно предположить, чтобы он в эти тяжкие минуты стал распространяться с народом длинною, впрочем весьма красноречивою, речью, какую В.А. Жуковский влагает в уста его… Сколько раз мне случалось слышать его в лагерях, на маневрах при отдании приказаний, и всегда и во всем я не замечал ни вялости, ни растянутости, как это выразил В.А. Жуковский в сочиненной им речи».
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: