Джеральд Хокинс - Кроме Стоунхенджа

В отеле «Куско» висят объявления, предупреждающие туристов о симптомах горной болезни. У портье можно получить кислородную подушку. Однако в обычной спешке и опасениях, как бы чего не упустить, туристы – и особенно те, что прилетают в Куско на реактивном лайнере, чтобы осмотреть город за один день, – нередко замечают эти объявления слишком поздно. Человек выходит из самолета на заре, завтракает, лезет на гору осматривать крепость Саксакуамана, съедает обед из пяти блюд, бежит покупать ковры из шкуры ламы, которые в Лиме стоят на 10 % дешевле, и вот уже его жена звонит из вестибюля: «Доктор, пожалуйста, поскорее. Мне кажется, у него что-то с сердцем».

Нам вовсе не хотелось подхватить la seroche – горную болезнь, которая несет с собой мучительную мигрень, сердцебиение, тошноту и потерю сознания. Джеймс Глейшер в полной мере ознакомился с этими симптомами, когда он в 1862 г. поднялся на воздушном шаре над Вулвергемптонским газовым заводом на высоту 8700 м, сыграв роль подопытной морской свинки. И первый день мы провели в неторопливых разговорах с индейцами Куско, общаясь с ними на ломаном испанском и на кечуа – с помощью переводчика.

И тем не менее голова у меня была тяжелой, я испытывал страшную усталость, и земля при каждом шаге словно сама устремлялась навстречу моим подошвам. Я чувствовал, что мне нужно чего-нибудь выпить, чего-нибудь покрепче перуанского освежающего напитка, именуемого «инка-кола». Коридорный в отеле рекомендовал мне местное лекарство. Я выпил горячий, почти бесцветный чай, заваренный из длинных темных листьев на английский манер. Отлично!

– А как это называется?

Оказалось – кокаин! Листья Erythrozyten cocae – кокаинового куста. Местные индейцы с незапамятных времен жевали эти листья вопреки всем запретам испанских завоевателей, а позже и национального правительства. Небольшие дозы его вызывают приятные галлюцинации, возбуждают человека и физически и интеллектуально, а также оказывают обезболивающее действие на желудок. При злоупотреблении им развиваются параноические психозы, истощение, судороги. Но исторически употребление кокаина в верхних Андах имеет свое объяснение и оправдание: гнет испанских колонизаторов, суровый климат и постоянные муки голода.

Я не делаю фетиша из стерильных целлофановых пакетов. Я с удовольствием ем местные блюда в маленьких закусочных, пью местные вина. Но заболеть по собственной вине во время экспедиции – значит потерять напрасно драгоценное время, проявить непростительное для ученого легкомыслие. А потому я строго выдерживал полевую диету: пиво, хлеб, очищенные фрукты и тушеное мясо, хорошенько прокипевшее и протомившееся. Ну, и следить за своим весом мне не приходится – за время каждой экспедиции я, как правило, теряю килограммов пять. Однажды мне довелось наблюдать в вестибюле отеля в Мехико, как стонал и корчился турист, пораженный «проклятием Монтесумы», а в Испании турист точно так же корчился от «желудочных колик Торквемады». Но иностранные микробы тут ни при чем. «Сеньор! – заявил управляющий отелем в Мехико, кивая на туриста. – Это не вина моей кухни. Он приехал вчера. И что же? Высота нашего города над уровнем моря три километра, а он требует завтрак из трех блюд, пьет кофе, коньяк, потом второй завтрак – груда оладий, коньяк, вино, красный перец! Матерь божья! Это и я бы заболел, а ведь я мексиканец!»

Центр Куско остался почти таким же, каким был в колониальные времена. На окраинах правительство построило школы, жилые дома и аэропорт, но главная площадь города сохраняет свой древний облик. Крутая, мощенная булыжником улица все еще называется «Дорогой конкистадоров»: народные сказания подтверждают, что Писарро и его солдаты вошли в город именно по ней. Нижняя часть стен, как правило, сложена из известняковых и гранитных плит, точно пригнанных друг к другу и ничем не скрепленных. Одна такая плита имеет двенадцать граней и углов, и одиннадцать ее граней прямо-таки притерты к одиннадцати соседним камням. Это кладка инков. Завоеватели, разрушив город, возводили свои дома на старых фундаментах.

Этол Джойс, специалист по истории Южной Америки, считает инков и их неведомых прародителей лучшими каменщиками доисторического периода. Они обтесывали твердые глыбы с такой точностью, словно создавали трехмерные головоломки-мозаики. Каждый камень готовился для одной определенной позиции. Благодаря такому уникальному способу соединения здание выдерживало самые сильные ураганы и землетрясения. А в распоряжении строителей были одни лишь каменные инструменты и орудия; ни железа, ни стали, ни других твердых металлов перуанские каменщики не знали. И никаких измерительных инструментов, никаких чертежей; подготовка проводилась на глаз и на ощупь.

В области архитектурного искусства строители овладели прямым углом, эллипсом и кругом. Храмовая архитектура отличалась классической простотой, без каких-либо вычурных украшений. Истинная арка известна не была, а потому окна и двери накрывались поперечно уложенными плитами, как в Стоунхендже.

Испанские хронисты считали своим долгом ничего языческого по возможности не хвалить, а потому объявляли великолепное мастерство инкских каменщиков колдовством: по их словам, перуанцы умели чарами размягчать камень так, что его можно было резать словно сыр. А как же вес камней, иной раз достигавший ста тонн? Может быть, подобно герою уэллсовских «Первых людей на Луне», инки располагали антигравитационными приспособлениями, которые на какие-то мгновения сводили земное тяготение к нулю?

Большая Площадь производит сильное впечатление. Я стоял там, где некогда император появлялся в дни религиозных празднеств, там, где пели и танцевали, где совершался обряд инициации, где напитком была местная водка чича. Эти празднества наступали в положенный срок, определявшийся по жреческому календарю, который подчинялся Солнцу, Луне, а может быть, и звездам. Каждый день в момент восхода Солнца зажигался священный огонь. Ярко пылали покрытые резьбой, пропитанные благовониями поленья, и в пламя кидали всяческую пищу под песнопения: «Вкуси все это, о владыка Солнце, и воззри на своих детей!» В первый день месяца перед императором и его двором гоняли по кругу сотню лам, а затем животные распределялись по группам для будущих жертвоприношений – 30 групп, по одной на каждый день. Хронисты излагают систему отсчета времени у инков довольно путано и неясно. В году, по их словам, было 12 месяцев, и каждый месяц начинался в новолунье. Сельскохозяйственные работы и другие сезонно происходящие события были зарегистрированы в соответствующих местах календаря. Однако 12 лунных месяцев, в среднем равных 29,53 суток, не составляют тропического года, который содержит 365,2422 суток. В результате возникает нехватка почти в 11 суток. Правильный учет этого расхождения требует немалого труда. Необходимо в соответствии с установленным календарным циклом вводить добавочные месяцы. Вавилонский цикл охватывает период свыше 19 лет; на его основе развился еврейский календарь. Старинный китайский календарь также опирался на 19-летний цикл. Успешному созданию лунно-солнечного календаря должны предшествовать многие столетия наблюдений, которые позволяют выявить правильные соотношения различных периодов. Как раз в те дни, когда хронисты старательно замалчивали достижения инков в создании календаря, папа Григорий XIII учреждал коллегию для исправления ошибок старого юлианского календаря, которые уже вышли за все допустимые пределы. В 1582 г. был введен современный григорианский календарь. Его год отличается от фактического солнечного года всего лишь на 26 секунд, но с Луной он не связан вовсе.