Нина Чеканова - Римская диктатура последнего века Республики

Распространенным явлением стали преступления в семье: прелюбодеяния, жестокое обращение супругов друг с другом, злоупотребление родительской властью, преступления детей против родителей, кровосмешение и т. п. Документально-бытовых свидетельств этого вполне достаточно. Потрясающий пример разложения римских семейных традиций и морально-этических норм являют события 186 г., связанные с распространением вакхического культа в Риме и Италии. По свидетельству Ливия, который ссылался на впечатления и слова очевидцев, вместе с оргиастическим культом получила развитие порочная практика лжесвидетельств, поддельных печатей и завещаний, клеветнических доносов, отравлений и убийства родных (Liv., XXXIX, 8—19). Тот же Ливии сообщал, что в 152—151 гг. были обвинены в убийстве мужей и после расследования дела казнены знатные женщины Публия и Лициния (Liv. Per., 48). Семпронию, сестру Гракхов, подозревали в отравлении своего мужа Сципиона Эмилиана (Liv. Per., 59). Даже допуская политизированный характер этого случая и тот факт, что, вероятнее всего, Ливии передавал слухи, сама возможность подобной ситуации симптоматична. Воплощением безнравственности и порока выступал в глазах современников Луций Сергий Каталина, которого обвиняли в убийстве сына и брата, в сожительстве с собственной дочерью и пр. (Sail. Cat., 15, 1 _2; ср.: Plut. Sulla, 32; Cic, 10; Арр. В. С, II, 2). Публия. Клодия, народного трибуна 58 г., обвиняли в связи со своей собственной сестрой, которая была женой Лукулла (Plut. Caes., 10) и слыла известной развратницей (Plut. Cic, 29). Муция — жена Помпея осуждалась общественным мнением за супружескую неверность (Plut. Pomp., 42). Наконец, в интересующей нас связи можно вспомнить упоминание Ливия о казни Публиция Маллеола, который за убийство матери был зашит в мешок и брошен в море (101 г. — Liv. Per., 68).

Вероятно, уже в начале II в. преступления в сфере семейно-брачных отношений приобрели такой размах, что был принят Мениев закон. Судя по логике событий, это могло произойти во время претуры Тита Мения в 186 г. Точных сведений о законе не сохранилось, есть лишь краткая характеристика в «Менипповых сатирах» Варрона, где сказано, что «закон Мения касается благочестия, чтобы сыновья отцам не выбивали свет из глаз — lex Maenia est in pietate, ne filii patribus luci claro suggillent oculos» (Varr. Sat. Men., 238). Мы допускаем, что изложение Варрона имеет гиперболический тон. Но совершенно очевидно, что закон был реакцией на современные нравы и попыткой поставить ситуацию под контроль. О жесткости lex Maenia упоминал Цицерон (Cic. Brut., 55, 10). Но, по всей видимости, исправить положение даже официальными законодательными мерами было невозможно. Практически не было такой сферы личных и семейных отношений, которые не подверглись бы разложению. Процесс усугубила политика террора, возведенная при Сулле в качестве проскрипций в ранг государственной политики и продолженная членами II триумвирата.

Активизация экономических интересов, связей и возможностей самореализации римского гражданина вызывали, с одной стороны, постепенное смягчение владельческих прав pater familiae, с другой — расширение имущественной дееспособности подвластных главе семьи лиц, в частности женщин. Римское правительство на протяжении II в. неоднократно принимало попытки сдержать развитие этой практики. Античная традиция сохранила подробные сведения о цензуре Марка Порция Катона, направленной против новых тенденций (184 г. — Nep. M. Cato, 2; Liv., XXXIX, 40— 44; Plut. Cato Maior, 17—19), Известно также, что Кв. Воконий Сакса внес закон об ограничении наследственных прав женщин, с поддержкой которого выступил последовательный борец за старые нравы М. Порций Катон (ок. 169 г. — Liv. Per., 41; ср.: Cic. In Verr., II, 4, 47; De rep., II, 17) {200} . Однако это обескураживающее по сути предложение на практике, видимо, не имело успеха.

Расширение имущественной независимости женщин еще более ослабляло брачные узы. Существовавшие модели брака начали постепенно приспосабливаться к новым условиям и новым взглядам на семейную жизнь. Сохранялись традиционные формы брачных союзов, но, как аргументированно показала Л. П. Кучеренко, наиболее распространенной формой стал брак, заключенный по принципу sine manu, когда женщина не попадала под власть мужа и либо сохраняла зависимость от отца, либо сохраняла статус personae sui iuris. {201}

На состояние римской familia указывает и получившая развитие практика матримониальных политических союзов. Яркие примеры этому — союзы Аппия Клавдия и Тиберия Гракха Старшего, Помпея и Цезаря (Plut. Tib. Gr., 4; Caes., 14), Антония и Октавиана (Plut. Ant., 20; 31). В последнем случае сенат, рассчитывая на то, что этот брак принесет государству «благоденствие и сплочение», особым постановлением даже сократил срок необходимого вдовства для Октавии, которая незадолго до этого овдовела и не должна была в течение девяти месяцев вступать в новый брак. (Plut. Ant., 31). Сама Октавия открыто признавала, что вышла замуж за Антония «из государственных надобностей» (Plut. Ant., 53). При всем при этом поражает высокий уровень государственно-политического сознания знатных римлянок {202} . Октавия оставалась в доме Антония даже после его брака с Клеопатрой и официального развода, пыталась сохранить мир между бывшим мужем и Октавианом, а после гибели Антония и Клеопатры воспитывала их детей вместе со своими (Plut. Ant., 87; ср.: Suet. Aug., 17, 5).

Со временем девиантное поведение женщины стало не только заметным, но и допустимым, если не на официальном уровне, то на уровне общественного мнения. Анекдотичную в этом смысле ситуацию напомнил Плутарх: некий римлянин разводился с женой и был порицаем за это друзьями; в ответ на осуждение друзей он выставил вперед ногу, обутую в башмак, и сказал: «Разве он нехорош? Или стоптан? Но кто из вас знает, где он жмет мне ногу?» В самом деле, рассуждал далее Плутарх, «не значительные или получившие огласку проступки жены лишают ее мужа, но мелкие, частые столкновения, проистекающие из неуступчивости или просто от несходства нравов» (Plut. Paul., 5 — пер. С. П. Маркиша). Цицерон обстоятельно рассказывал, какие обходы возможны для римской женщины, чтобы избежать власти мужа, отца, опекуна (Cic. Pro Mur., 12, 27).

Для римской семьи, как и для римской civitas, изначально был характерен социально-функциональный дуализм. Публичная власть воспринимала семью как целое, для нее важен был факт принадлежности к семейству, а не положение внутри нее. Именно поэтому у подвластного сына, например, был ценз отца — домовладыки. Система ценза превращала подвластного сына в полноправного римского гражданина в публичной сфере, но с ограниченной правоспособностью в межсемейных отношениях. Сын мог дожить до преклонных лет, подняться на высшую ступень государственной карьеры, приобрести почет и славу, быть vir consularis et triumphalis, но он все равно находился под отцовской властью. Так, претор Децим Юний Силан был осужден собственным отцом за вымогательства в Македонии и вынужден был покончить жизнь самоубийством (Liv. Per., 54). Фульвия, отправившегося к Каталине, отец-сенатор приказал вернуть с дороги и убить (Sail. Cat., 39, 5). Публичные проявления pietas, приверженности семейным традициям и уважения наследственных родовых признаков являлись важным фактором в продвижении молодых римлян по политической лестнице. Символическим выражением социально-функционального дуализма римской семьи было отношение римлян к маскам предков {203} .