Габриэль Городецкий - Миф «Ледокола»: Накануне войны

Поздно ночью 23 августа 1939 года в Кремле советский комиссар иностранных дел Вячеслав Молотов подписал с германским министром иностранных дел Иоахимом Риббентропом пакт о ненападении. Хотя это был лишь договор о нейтралитете, он, как правило, рассматривается историками как наиболее очевидная, непосредственная причина второй мировой войны. Это событие привело к военным действиям и потому заслуживает внимательного рассмотрения. До какой степени разделяет Советский Союз с нацистской Германией вину за возникновение войны? Некоторые историки идут в своих аргументах дальше. Они уделяют первостепенное внимание подписанным месяц спустя совершенно секретным протоколам, разделившим Восточную Европу на сферы влияния. Именно секретные протоколы, утверждают они, а не пакт о ненападении, отражают истинные цели советской внешней политики. Договор заложил основы прочного союза между Германией и Советским Союзом. Как мы видели в первой главе, Суворов в своих аргументах заходит еще дальше. Он считает, что Сталин стремился к такому соглашению с середины 20-х годов, рассчитывая, развязав войну, создать благоприятные условия для революции. После того, как Германия и страны Запада истощат себя, Россия вступит в войну и расширит свою территорию за счет Европы.

Было бы явной ошибкой категорически отрицать этот аргумент и разделять противоположное мнение советских историков, которые постоянно утверждали, что в своей внешней политике в 30-е годы Сталин руководствовался высокими моральными соображениями 1. Тенденция разделить эти два соглашения — пакт о ненападении и секретные протоколы — не выдерживает критики, так как они являлись составной частью единой политики и служили одной цели. Хотя окончательное решение подписать пакт, возможно, было принято лишь в августе 1939 года, ориентация на Германию произошла не в результате срыва переговоров с Западом. Переговоры с Германией были начаты весной 1939 года и велись одновременно с переговорами со странами Запада.

Чтобы яснее и объективнее оценить советскую внешнюю политику 30-х годов, необходимо определить основополагающие принципы этой политики. Проанализировав постепенную эволюцию советской внешнеполитической доктрины в первое десятилетие после революции, нельзя не прийти к выводу, что в своей внешней политике накануне войны Сталин вряд ли руководствовался антинацистскими настроениями, восхищением или враждой лично к Гитлеру или желанием совершить коммунистическую революцию в Европе. С учетом враждебного окружения, которое все больше смыкалось вокруг Советского Союза в 30-е годы, а также огромного ущерба, нанесенного индустриализацией и коллективизацией, советская политика ни в коей мере не определялась экспансионистскими соображениями. Сталин явно старался укрепить национальную безопасность. Изменения в советской политике были вызваны не столько отвращением к фашизму по моральным и идеологическим соображениям, сколько растущей немецкой угрозой, проведением Германией активной политики и отказом от духа Рапалло. Для определения нового курса потребовалось время, но уже к декабрю 1933 года Политбюро выработало политику коллективной безопасности. Она была расчетливой и осторожной, чтобы не оттолкнуть Германию и одновременно обеспечить безопасность России. Идеология осадного положения и акцент на экономическом подъеме страны, так ярко проявившиеся во время военной угрозы в 1927 году, были возрождены Сталиным на XVII съезде Коммунистической партии в начале 1934 года:

«У нас не было ориентации на Германию, так же, как у нас нет ориентации на Польшу и Францию. Мы ориентировались в прошлом и ориентируемся в настоящем на СССР и только на СССР» 2.

Ясная и последовательная, с небольшими тактическими отклонениями, политика строилась на осознании потенциальной опасности, исходящей от всего капиталистического мира, будь то фашистская Германия или западные демократии. Стремясь в отношениях с державами к балансу, столь чуждому для марксистской теории, отвергающей идею поддержки одной капиталистической державы против другой, Сталин стремился защитить российскую революцию. Это было достигнуто в 20-е годы сотрудничеством с Германией в духе Рапалло, а после прихода Гитлера к власти — попытками воздвигнуть барьер против появившейся серьезной опасности со стороны Германии. Один из ведущих авторитетов Запада пришел к выводу, что Сталин «виновен, видимо, в целом ряде ошибок во время проведения курса на коллективную безопасность, но сам курс, несомненно, был искренним» 3.

Мотивы, которыми руководствовался Сталин, заключая пакт с Германией, нельзя рассматривать в отрыве от целей советской внешней политики после 1917 года. Нескончаемые, напряженные дебаты по этому вопросу зачастую носят язвительный характер. Согласно общему мнению, мотивы подписания Сталиным пакта могут быть верно определены, если установить точное время его переориентации на Германию. Сложились две противоположные точки зрения, резко отличающиеся друг от друга. Согласно одной, Советский Союз проводил ясную, четкую, даже благородную политику европейского щита коллективной безопасности против нацистской агрессии. Провал коллективной безопасности объяснялся не отсутствием искренних усилий со стороны Советского Союза, а политикой «умиротворения» — нежеланием западных демократий выступить против гитлеровской агрессии. Согласно этой точки зрения, русские стали всерьез рассматривать ориентацию на Германию лишь в августе 1939 года, когда поняли, что Запад цепляется за политику умиротворения, в то время как Гитлер намеревался оккупировать Польшу.

Другая крайность — это утверждение Суворова, что коллективное обуздание агрессии никогда не было настоящей целью Кремля, а являлось лишь приманкой, которой Сталин в течение десятилетия стремился завлечь не желающего этого Гитлера в агрессивный союз. Эта точка зрения делает акцент на идеологических принципах советской внешней политики. Суворов заявляет, что еще в 1927 году Сталин пытался вбить клин между капиталистическими государствами и подтолкнуть их к межимпериалистической войне на взаимное уничтожение, в результате которой Советский Союз мог добиться территориальных приращений вдоль всех своих границ. Чтобы развязать такую войну, Сталин, по утверждению Суворова, помог приходу Гитлера к власти, намеренно направляя политику Коминтерна и германской коммунистической партии по гибельному пути. Согласно этой точке зрения, нацистско-советский пакт всегда присутствовал в планах Сталина, а курс на коллективную безопасность был всегда лишь ширмой, скрывающей его замыслы от Запада. Фактически Суворов старается приписать Сталину проведение агрессивной политики в сговоре с Германией начиная с Рапалльского договора 1922 года 4.