Валерий Черепица - История и повседневность в жизни агента пяти разведок Эдуарда Розенбаума: монография

На следующий день, т. е. 5 марта 1924 года, в назначенное время в воеводском управлении началось совещание по подведению итогов ночной операции. Открыл совещание Корвин-Пиотровский. Поблагодарив еще раз всех сотрудников во главе с Розенбаумом за работу, он вручил каждому из них по 500 злотых наградных. Столько же выписал агентам в чеках генерал Поплавский. Было также очевидно, что Анджеевский, Грапп и Иваницкий зачислены в число штатных агентов при Главном управлении госполиции в Варшаве с месячным окладом в 300 злотых. Всем им предлагалось явиться 10 марта к Корвин-Пиотровскому. Последний, к общему удовлетворению, заявил также о том, что списки членов прокоммунистических организаций, составленные в разное время агентами, почти полностью сходятся со списками, захваченными на собрании, а это является важным показателем добросовестного отношения всех собравшихся агентов к делу. К числу первоочередных задач он отнес выявление адресов «бунтовщиков», а затем сообщил, что их аресты продолжаются и продлятся до тех пор, пока они все до единого не будут под замком».

Далее началось обсуждение насущных задач в области политического сыска, а также мест использования каждого из агентов. Курнатовичу и Граппу полковник предложил пока оставаться в Лодзи, но в скором времени ожидается их перевод в Варшаву. Анджеевскому и Иваницкому он предложил также подумать о новом месте, где они лучше всего могли бы применять свой опыт. Чайковский и Горжевский оставались по-прежнему в Люблине и Радоме. Розенбауму было приказано оставаться в Лодзи с целью подготовки новой сети разведки в тесном взаимодействии с генералом Поплавским. Всем штатным агентам давалось право вербовки верных людей из рабочей среды за соответствующее вознаграждение. Все они должны были раз в декаду приезжать в Варшаву в Главное управление госполиции для отчета о своих делах. Командировочные расходы планировалось им оплачивать по прибытии (из расчета на второй класс билетов по железной дороге и 15 злотых в сутки). Время явки лодзинским агентам назначил и генерал Поплавский. Но вскоре совещание было закончено, и собравшиеся стали расходиться. В кабинете генерала остались лишь трое: сам генерал, Корвин-Пиотровский и Розенбаум. Между ними состоялся более доверительный разговор, касающийся не только характеристики деятельности каждого из агентов, но и в целом итогов ночной операции. В частности, полковник сообщил о том, что на собрании были арестованы 203 человека, в том числе все члены комитетов лодзинских организаций. Арестованы и все лица из списков тех, кто находился под подозрением. Сегодня ночью по месту их жительства будут проведены вторичные обыски с целью обнаружения компрометирующих этих людей материалов. Начатый полковником разговор продолжил генерал, сообщивший, что общее количество участников рабочих организаций в одной только Лодзи приближается к трем тысячам. «Самое примечательное, — с выражением напускного удивления добавил он, — состоит в том, что их комитеты на 99 процентов состоят из евреев, а в самих организациях процент евреев, во всяком случае, не меньше 60-ти. Думаю, что дня через три все эти тысячи будут под замком: держать их на свободе слишком опасно для государства».

Где — то спустя час начатый разговор был продолжен на квартире у генерала за обедом. Здесь Поплавский и Корвин-Пиотровский опять многократно как бы убеждали и себя, и Розенбаума, что «всю революционную работу на территории государства проводят исключительно евреи, являющиеся эмиссарами большевистской Москвы, от которой получают огромные деньги, доказательством чему являются найденные у евреев-комитетчиков большие суммы иностранной валюты в долларах». Других тем, имеющих отношение к политике, не поднималось.

После обеда Розенбаум, поблагодарив генерала за прием, а полковника — за приятную компанию, направился в гостиницу. Около семи часов вечера туда к нему стали подходить подчиненные ему агенты. Каждый из них принес с собой донесения, на основании которых импрессарио составил общее донесение о вчерашнем собрании. Затем разговор перешел на тему о создании новой сети сотрудников сыска, причем было решено оставить в ней тех из людей, которые были ранее привлечены к сотрудничеству Курнатовичем, и с которыми Розенбаум еще не встречался, а также добавить по его предложению еще четырех новых: Константина Кожуховского — старшего ткача фабрики Шайблера, Михаила Козакевича — рабочего по окраске тканей той же фабрики, Александра Леваневского — рабочего Зажевской мануфактуры, Зыгмунта Садовского — химика Видзевской мануфактуры. Последующая беседа в основном вращалась вокруг дальнейшей судьбы каждого из агентов. В частности, Иваницкий просил у Розенбаума протежировать его перед начальством для перевода во Влоцлавек, а Анджеевский — в Бельско (ранее австрийский Билитц), где у него имелись приятели на фабрике мануфактуры. Грапп выразил желание перебраться в Катовице, где на сталелитейном заводе работает его шурин Вернер Вредэ, и что он, Грапп, владея немецким языком, «на Гурном Шленске сможет принести большую пользу политической разведке, чем в Варшаве». Уже прощаясь, Розенбаум напомнил всем сотрудникам о необходимости завтра в назначенное время быть у генерала Поплавского.

На следующий день утром Розенбаум пошел к генералу, рассчитывая застать у него и Корвин-Пиотровского, но тот незадолго до этого уже уехал в Варшаву. Розенбаум доложил генералу о своем видении новой разведывательной сети в Лодзи и предложил новый состав агентуры. Просмотрев ее список, Поплавский заявил, что лично ему из числа представленных лиц, известны только Даниэль Гольмонт, Тадеуш Домбровский, Зенон Завадский, Зыгмунт Моравский, Григорий Возницкий; остальные фамилии ему неизвестны. При этом он высказал мнение о желательности сокращения этого списка из 15 человек до 10, мотивируя это тем, что «после нанесенного революционерам удара, они вряд ли захотят получить его во второй раз, а потому имеется возможность заподозренных в левых взглядах уже сажать под замок по одному и без всякого шума, а раз так все идет, то число агентов увеличивать не стоит…».

Розенбаум, разумеется, понял нажим генерала на последние слова, но тем не менее попросил у него разрешения высказать свое мнение по данному вопросу. Признав справедливость слов своего собеседника в отношении «сильного удара», нанесенного полицией по рабочему движению, он между тем заметил, что «нельзя и мысли допускать, что оставшиеся на свободе рабочие будут навечно подавлены в своих коммунистических настроениях. Пройдет время, и на смену арестованным придут новые люди, готовые на любые жертвы, поэтому на борьбу с революцией я смотрю несколько по-иному. Я видел русскую революцию, да и вы, господин генерал, служа в царской гвардейской кавалерии, видели то же самое, что и я. Разве не потворствовали революционерам ошибочные действия царского правительства, еще более вызывавшие своими непродуманными мерами ненависть к себе и государю всего народа. Нам, полякам, во избежание повторения этих ошибок, ни в коем случае нельзя терять бдительности и допустить, чтобы наша недавняя победа в Лодзи [21] Нерешительность властей в мае 1924 года объяснялась многими причинами, в том числе денежной реформой, начавшейся с введения 1 мая 1924 года новой денежной единицы — злотого — вместо польской марки (см.: История Польши. — М., 1958. — Т.3. — С. 210211,218. обратилась в Пиррову победу. Нам надо не то что удвоить, а утроить силы политической разведки и еще глубже внедриться в среду враждебных нам элементов. Вот почему я настаиваю на сохранении в своем распоряжении всех заявленных сотрудников. Думаю, что они смогут, помимо всего прочего, объединить вокруг себя патриотическую и здоровую часть рабочих. Надо удержать ее от ухода в стан противника. Ведь если бы у нас не было опоры среди этой государственно-сознательной части лодзинских рабочих, то мы вряд ли бы достигли тех результатов, которые мы сегодня имеем».