Вячеслав Софронов - Отрешенные люди

- А поверит он мне, что я вправду серебро найду? - спросил Зубарев.

- На слово нынче мало кто верит, но коль ты из руды своей хоть маленькую толику серебра выплавишь да владыке предъявишь, тогда иное дело

- Когда то еще будет, - покачал головой Иван, - бабушка надвое сказала, окажется ли серебро в руде моей...

- А мы так дело повернем, - хитро подмигнул ему Карамышев, - что серебро непременно в твоей руде найдем.

Иван прищурился и долго выразительно смотрел на тестя, пытаясь понять, куда тот клонит, но тот не пожелал объяснить значение своих слов, а потому на том свой разговор и закончили, условившись, что после плавки руды непременно наведаются к владыке Сильвестру.

Более недели ушло у Зубарева на то, чтоб найти по кузницам нужный кирпич, инструмент, присадки, привезти все это в собственный двор, очистить каретный сарай и начать выкладывать там плавильную печь, несмотря на лютые морозы, что как раз нагрянули.

Карамышев помогал ему чем мог: ездил с поручениями, встречал каждый день приходивших с напоминанием об уплате долга купцов и прочих людей, которым задолжал покойный Василий Павлович Зубарев. По городу пополз слух, будто бы Иван нашел близ Тобольска золотую жилу и теперь втихомолку от властей строит у себя дома специальное приспособление для чеканки золотых монет. Возле их ворот стали подолгу задерживаться какие-то подозрительные люди, чем вызывали огромное неудовольствие старого цепного пса Полкана, который, чуя, даже через забор, незнакомцев, хрипло лаял, рвался с цепи и тем самым будоражил весь дом.

Катерина, которая собралась, было ехать к себе домой, в Тару, неожиданно подзадержалась, непрестанно выглядывала во двор, когда Иван с тестем сгружали с саней привезенные ими мешки и кули, необходимые для постройки печи. Антонина несколько раз пыталась заговорить с мужем, интересуясь, что такое он затевает, но он лишь отмалчивался или отшучивался, не желая говорить с ней о задуманном.

Кончилось все тем, что в канун отцовых сороковин к ним неожиданно заявился городской полицмейстер Балабанов, а с ним еще и частный пристав. Они, войдя в дом, стащили с головы казенные шапки, почти одновременно перекрестились на образа, и полицмейстер спросил вышедшую им навстречу Варвару Григорьевну:

- Хозяин-то дома?

- Это вы Ивана? - удивленно спросила мать, поскольку впервые услыхала, как сына назвали хозяином.

- А то кого же? - кивнул Балабанов. - Он теперь, поди, хозяин заместо Василия Павловича?

- Он, он, - засуетилась мать. - Кому ж еще быть-то? Да вы проходите, чего в сенцах разговаривать.

- Нам бы самого хозяина, Ивана Васильевича, - подал голос пристав.

- А он тут, во дворе, строит чего-то все. Вы бы Василия Павловича помянули, завтра сорок ден будет. Прошли в дом, по стаканчику выпили бы....

- В другой раз, хозяюшка, в другой раз, - отказался Балабанов. И они оба вышли во двор.

- Когда ж в другой раз, - удивленно развела руками Варвара Григорьевна, - других сороковин уже не будет...

Балабанов с приставом нашли Ивана в каретном сарае, где были еще Карамышев и Тимофей Леврин. Два мужика, перепачканные глиной, выкладывали из кирпича большую объемистую печь невиданной конструкции. В углу теплился камелек, сложенный на скорую руку для обогрева сарая и нещадно дымивший. В воздухе пахло угаром, стены прокоптились сажей, и Балабанов, обведя всех округлившимися глазами, даже не поздоровавшись, спросил:

- Это чем таким недозволенным заняты?

- Добрый день, ваше превосходительство, - подошел к нему Иван Зубарев. - Почему так спрашиваете? Разве запрещено законом печь выкладывать?

- Это смотря для чего ее класть вздумали. Если самосидку гнать арестую. А мне донесли, мил дружок, будто ты собрался золотые монеты чеканить. Так ли то?

Тимофей Леврин, который, хоть и не знал, что перед ним находится сам городской полицмейстер, но быстро догадался, с чем тот явился, и не дал Ивану ответить, тут же нашелся:

- Неужто, ваше превосходительство, сами не видите, каменку для бани строим.

- А ты сам откуль взялся? - ткнул ему пальцем в грудь полицмейстер.

- То мой человек, с деревни привезенный, - шагнул вперед Андрей Андреевич Карамышев.

- А... тогда другое дело, - слегка успокоился Балабанов. - Только одно мне непонятно: вы здесь, что ли, помывочную баню делать собрались?

- Зачем здесь? - встрял Леврин, - мы печь на катках в нужное место опосля доставим.

Карамышев и Зубарев переглянулись меж собой, ожидая, что скажет на это полицмейстер. Тут пристав увидел лежащие сбоку на лавке кузнечные клещи и прочие приспособления, потрогал их и спросил у Карамышева, приняв его по возрасту за главного:

- А это тоже для банного дела сготовлено?

Карамышев раскрыл было рот, прикидывая, как ответить, но неугомонный Леврин опять выскочил вперед:

- Знает ли, ваше превосходительство, что черт сказал, когда свинью стриг? - и, не дожидаясь ответа, продолжил: "Визгу много, а шерсти мало, только и всего-то. Чем шелудивого брить, не лучше ли опалить?"

- Это ты к чему? - провел ладонью по гладкой, как яйцо, голове пристав, и его без того багровые щеки, свисающие почти до ворота, налились кровью.

- Не извольте худого подумать, ваше превосходительство, - ничуть не смутясь, сверкнул зубами Тимофей и громко захохотал, - у меня у самого дед мой, Егор, весь лысый, а как в баню пойдет, если шапку забудет на башку надеть, то непременно шишку набьет.

- Ты мне это дело брось! А то и моргнуть не успеешь, как в участке окажешься, там тебя и постригут, и побреют, и шишек, коль надо, наставят. Ты мне сказывай подобру, зачем вам щипцы в бане нужны? - сердито пробурчал пристав.

- Вот вы о чем... Так то не щипцы, а клещи, - Леврин ухватил их за ручки, подошел к деревянной бадье и, взяв ее за рукоять щипцами, чуть приподнял, - видите?

- Что? - в голос спросили пристав и Балабанов.

- Бадью щипцами поднять можно.

- Зачем? - спросили те.

- Как зачем? Чтоб не обжечься. Мой дед Егор, который в шишках весь, завсегда так и делал...

- Замолкни, надоел, - щелкнул пальцами Балабанов, - дай нам лучше с Иваном Васильевичем поговорить. Мы ведь с твоим отцом, Иван, неплохо знакомы были, он супротив власти или закону никогда не шел. Потому, когда донесли мне нужные люди, не поверил я, будто ты собрался самовольно золотую монету чеканить. С тем и пришел, чтоб своим глазом осмотреть все, убедиться, правда, или нет.

- Брехня это все, ваше превосходительство, - твердо глядя полицмейстеру в глаза, ответствовал Зубарев.

-- Народ слушать, развесив уши, и знать не будешь, зима ли, лето ли на дворе, - не преминул вставить Тимофей Леврин, чем вызвал сердитый взгляд Балабанова в свою сторону.

- Вы нас давно знать изволите, - вступился за зятя Карамышев. - Разве могло нам такое в голову прийти? Золотые монеты чеканить!