Вячеслав Софронов - Отрешенные люди

- Зачем зря спрашиваешь, когда я сказал тебе, где серебро искать надо, - все таким же обиженным голосом проговорил Чагыр, взял один из камней в руки, ощупал и зачем-то поднес ко рту, лизнул в одном, потом в другом месте, провел языком по губам и, чуть подумав, сказал:

- Нет серебра, - взял другой и проделал с ним то же самое, - немного есть, - и так со всеми принесенными ему образцами, а под конец небрежно отодвинул их от себя и махнул слабой старческой рукой, - худо, Иван, шибко худо. Жив ли еще Угрюм? - и, услышав утвердительный ответ, сказал:

- Вот и я пока жив, да скоро уходить пора уже, хватит. - И вдруг совсем другим, окрепшим и твердым голосом, добавил:

- Кланяйся Угрюму, если живым застанешь. Прощай, Иван. Завтра тебя обратно увезут. Теперь уходи, устал я...

Иван вышел из юрты и только тут вспомнил, что не спросил насчет пленного казака, может, Чагыр согласился бы отпустить его. Но было уже поздно, в юрту зашла та самая женщина, а к нему подошел недружелюбный башкир, и указал рукой, чтоб он шел к костру.

Ночью, когда он спал, услышал, как кто-то трясет его за плечо и что-то шепчет. Он проснулся, сел и услышал голос пленного казака:

- Братушка, помоги мне, выкупи...

- Не могу, - шепотом ответил ему Иван, - денег на тебя моих не хватит.

- Эх, ты, - горестно ответил тот и больно ударил его кулаком в грудь, а еще русский, - послышался тихий шорох, и все стихло. Иван понял, что тот уполз в темноту.

Утром Янгельды сообщил ему, что Чагыр приказал проводить его обратно в лагерь.

- А про Трех Братьев он ничего не говорил? - с надеждой спросил Иван.

- Однако, ничего не сказал, - опустил тот глаза в землю.

- Ой, врешь, однако, - передразнил его Иван, - да ладно, сам найду.

Когда они прибыли к лагерю, то Иван не нашел ни солдат, ни припасов, которые у них оставались еще на несколько дней. Не было и солдатских коней. Лишь три мешка с породой лежали нетронутые неподалеку от костровища.

- Вот черти! - выругался Зубарев. - Кинули меня! Погодите, запоете еще...

- Зря того мужика мне не продал, - зацокал языком Янгельды, - хорошую цену за него давал. А теперь кто тебе пять красных лисиц даст?

- Ты хоть помолчи, - отмахнулся Зубарев от него, - поможешь до тракта добраться, мешки мои подвезти?

-- Как платить станешь, - широко улыбнулся Янгельды, спрыгивая с коня.

Они быстро сговорились о цене и прикрепили мешки к конским седлам, поехали по направлению к тракту, проходившему верстах в тридцати севернее.

Уже по дороге Иван вдруг вспомнил о монахе, что в Абалаке сообщил ему о своем брате, занимающемся рудознатством.

- Не скажешь ли мне, где деревенька Кедровка находится? - спросил он Янгельды, особо не надеясь на положительный ответ. - Там еще мужик живет, Максимом звать... Мне бы его найти...

- Кедровка, говоришь? Знаю, однако. Не шибко далеко, но в стороне все одно будет.

- А Максима там не знаешь? По прозванию Слопцов.

- Нет, не знаю, - не задумываясь, ответил тот. - Что, заезжать будем?

- Да надо бы... - нерешительно подтвердил Зубарев. Деревня Кедровка стояла по низу большой пологой горы, и от нее, как пояснили Ивану, до самого тракта было рукой подать. Значит, Янгельды хитрил, набивая цену, чтоб побольше взять за перевозку мешков. Без особого труда нашли и дом Слопцовых, вся деревня насчитывала чуть больше десятка домов, но сам Максим оказался на рыбалке, пришлось ждать. Пожилая женщина, почти старуха, предложила Ивану зайти в избу, но он отказался и расположился на бревнах, сложенных у ограды. Дни стояли просто чудесные, а, проведя две недели в лесу, в поле, он настолько привык к походной жизни, что под крышу идти не хотелось. Тогда хозяйка, чуть побыв в избе, сама вышла к нему, неся в руке деревянную кружку с квасом. Башкирцы повели коней поить к реке, и Иван был один, не хотелось ни говорить, ни двигаться, а так сидеть и сидеть под теплыми солнечными лучиками, смотреть на огромную, поросшую вековым лесом гору и ни о чем не думать.

- Рудознатцы, поди, али старатели? - спросила женщина, протягивая ему кружку. Ей, наоборот, хотелось с кем-то поговорить, поделиться, потому, наверное, и вышла к Ивану.

- Благодарствую, - ответил он, принимая кружку, - из Тобольска сам буду, а тут по указанию губернатора нашего...

- Из Тобольска? Из самого Тобольска?! - даже не дала ему договорить женщина, всплеснув руками. - У меня ж там сынок, Алешенька, в монастыре уже пятый годок. Не знаете, случаем?

- Он меня к вам и направил: с Максимом перетолковать.

- Да чего же ты, мил человек, молчишь столь времени? Почему не сказал сразу? Ох, дела какие деются на свете-то, - запричитала она, и глаза ее быстро увлажнились, и она утерла их концами платка, точь-в-точь как это делала мать Ивана. - Как же там Алешенька хоть живет наш? Каждый годок собираюсь к нему, собираюсь, да дела не пущают. Максимка-то все невесту себе найти не может, а где ее найдешь тут, коль на десять мужиков одна девка приходится, старатели все больше живут у нас, бессемейные, а я по дому и хлопочу за хозяйку, - быстро-быстро обсказывала она Ивану о своих делах. Ой, - спохватилась, наконец, - заговорила тебя, мил человек, совсем. Скажи мне, Христа ради, про Алешеньку. Здоров ли он?

- Не жаловался, - пожал плечами Иван. - В монастыре живет, при митрополите...

- При самом митрополите?! - вновь перебила она его, не давая договорить, и привычно всплеснула руками. - Кем он ему будет хоть, митрополиту?

- Того, мать, не знаю, не спрашивал, - Иван неловко чувствовал себя перед женщиной и начал уже жалеть, что сообщил ей о знакомстве с монахом.

- Меланьей меня зовут, - схватила она его за руку и потащила за собой, - айда, айда в избу, неча тут сиднем сидеть.

- Мне башкир дождаться надо, а то подумают, что сбежал от них, попытался отговориться он. Но слабая отговорка не помогла, и Меланья уговорила его все же зайти в избу, начала хлопотать возле огромной русской печи и все говорила, говорила, спрашивала об Алеше, рассказывала про старшего, Максима, и вскоре Иван знал обо всех бедах и невзгодах, постигших семью Слопцовых за последние годы, про всех родственников и соседей. Он начал искать было предлог, как бы ему выбраться обратно на улицу, но тут открылась дверь, и в избу вошел невысокого роста парень, по годам ровесник Ивана, пожалуй, даже чуть моложе, и с ходу, не поздоровавшись, спросил:

- Кого там башкиры поджидают? - стрельнул глазами в сторону Зубарева. Тебя, что ли?

- Максимка, то человек от Алешеньки нашего, - пояснила мать.

- И башкиры тожесь от него будут? - настырно продолжал тот.

- Со мной они, - сказал Иван, вставая с лавки, - руду взялись до большака подвезти.

- А-а, старатель, значит, - равнодушно протянул Максим, опускаясь бесцеремонно на место Ивана. - Много ль намыл?

- Чего намыл? - не понял Иван.