Надырпаша Сотавов - Крах «Грозы Вселенной» в Дагестане

Петербургский кабинет был серьезно озабочен тем, что предпринять в отношении достоинства шамхала, означавшего символ верховной власти в Дагестане. После неоднократного обсуждения этого вопроса на заседании Верховного Тайного Совета в июле 1726 г. правительство сочло целесообразным избавиться от сосредоточения чрезмерной власти в руках одного лица. Осенью того же года решением Сената звание шамхала было ликвидировано; Адиль-Гирей сослан в г. Коло Архангельской губернии; исполнение верховной власти в Дагестане возложено на главнокомандующего русскими войсками генерал-аншефа В. В. Долгорукого. [273]Вслед за этим правительство предприняло ряд неотложных мер для укрепления своего влияния: на берега Аграхани и Сулака перевели 1000 семей гребенских казаков, в Аграханский редут – батальон пехоты, в окрестности Святого Креста – 7 драгунских полков [274]и т. п.

Принятые меры оказались эффективными и воздействовали на внешнеполитическую ориентацию владетелей и старшин. За 10 месяцев после ареста шамхала (июнь 1726 – март 1727 гг.) присягу на верность России повторили владетели и старшины Табасарана и Кайтага. Впервые вступили в ее подданство старшины влиятельного союза Акуша-Дарго, Кубани, отемышский Султан-Махмуд и аварский правитель Умма-хан с вручением грамоты «о верности Российскому государству». [275]

Все это означало, что выступление шамхала против России, инспирированное Портой и Крымом, не подорвало ее позиций в Дагестане и прикаспийских областях. «Как дагистанские, так и горские владельцы, – доносил В. В. Долгоруков в апреле 1727 г., – без противности себя показывают». [276]Несмотря на происки Порты и Крыма, Россия отстояла свои позиции в Дагестане, что имело решающее значение для разграничения на Кавказе по Константинопольскому договору 1724 г. В начале 1728 г. Долгорукий отбыл в Петербург, поручив командование русскими войсками двум генералам: на Кавказе – А. В. Румянцеву, в прикаспийских областях – В. Я. Левашову. Для разграничения с российской стороны были назначены А. В. Румянцев, майор Иоганн Густав Гербер и полковник фон Лукей; с турецкой – Сары Мустафа-паша, султанский посланник Нишли Мехмед-ага и дефтердар Эмини-ага.

По Константинопольскому договору 1724 г. к России отходила приморская полоса шириной 100–119 верст в Дагестане и 43 версты в Ширване. На этой территории по Самуру ниже Кураха располагалось 10 лезгинских аулов влиятельного союза Кюре, считавшихся под протекцией Сурхая. В Кубинской провинции, выше Рустау, находилась стратегически важная крепость Теньга, входившая в зону российского влияния, но занятая Дауд-беком вопреки указанному договору. Этими обстоятельствами часто пользовалась Порта, подталкивая Дауд-бека и Сурхай-хана на антироссийские выступления. [277]

По этой причине разграничение, начавшееся 2 апреля 1726 г., чрезвычайно затянулось. Первое препятствие возникло в конце сентября, когда после Табасарана и Ширвана турецкие комиссары отказались вступить в Кюре. Объясняя причины вынужденной задержки, И. И. Неплюев доносил, что крепость Теньга доставалась в российскую сторону, но, чтобы этого не случилось, Дауд-бек «купил пашу, чтоб ныне границу не окончал», [278]заплатив за это «12 тысяч туманов, что будет нашими деньгами 120 тысяч рублей». [279]Подкупленный Дауд-беком, Сары Мустафа-паша отозвал своих комиссаров до весны следующего года. В нарушение Константинопольского договора в Шемаху были введены турецкие янычары, для пропитания которых горожан обложили денежной податью на 12 тысяч рублей и хлебной – на 40 тысяч татар. [280]

Этими мерами в Стамбуле надеялись выиграть время, чтобы переселить принудительно в «свою» зону жителей той полосы Кавказа, которая отходила к России. Однако население этих областей выступало против засилья османов, обращаясь за покровительством к российской администрации, которая с готовностью отзывалась на такие обращения. Так, в ноябре 1726 г. генерал А. В. Румянцев отправил из Дербента для защиты жителей Мюшкюра 300 солдат и 140 казаков под командой майора Гатмана. [281]С этой же целью между Дербентом и Баку у пристани Низабад под командой полковника Д. Ф. Еропкина в постоянной готовности находилось 6,5 тысячи человек подвижного кавалерийского резерва. [282]

Покровительственная политика России способствовала усилению ее влияния среди местного населения, активизировала его пророссийскую ориентацию. Особенно интенсивно этот процесс протекал в приморском Дагестане и прикаспийских областях, где в 20-х – начале 30-х гг. присягу на верность России приняло подавляющее большинство правителей и представителей местного населения. [283]

Усиление пророссийской ориентации народов Кавказа ставило под угрозу выполнение внешнеполитических замыслов Порты – овладение этим регионом как важнейшим плацдармом на побережье Каспия. Попытки турецких комиссаров присоединить к владениям Порты отходившие к ней на Кавказе территории встретили сопротивление местного населения. Как доносили комиссары Порты в Стамбул в конце декабря 1727 г., «действуя и силою и иными способами», они укротили шемахинских обывателей, но дальше «наступила дагистанская земля, которую мерить невозможно, яко они мерить не дают, противятца оружием». [284]

В такой обстановке Дауд-бек не смог выполнить задач, возложенных на него Портой, и стал терять ее доверие. Оказавшись в изоляции, опасаясь расправы со стороны Порты, он пытался пойти на сближение с Россией, но безуспешно. [285]Пятилетнее пребывание Дауд-бека в подданстве у Порты не принесло ему ничего иного, кроме политического банкротства: в конце 1727 г. султан Ахмед III отвернулся от него и решил привлечь на свою сторону Сурхая, предложив ему шемахинский трон с трехтысячным годовым жалованьем и с доходами от уездов Кабала и Акдаш в Шемахинской провинции, составлявшими 120 тысяч рублей в год. [286]«Сурхай ныне пришел в протекцию турецкую… наместо Даудханово, – доносил 30 декабря 1727 г. Долгорукий, – а Дауд-хана ищут, чтоб ему голову отсечь». [287]В мае 1728 г. Порта пригласила Дауд-бека «с визитом вежливости» в Гянджу, где он был арестован, затем переведен в Эрзерум, а оттуда сослан на остров Родос. [288]

Политическая гегемония в Дагестане и Ширване с тех пор безраздельно перешла к Сурхаю, вставшему на путь сотрудничества с Портой, хотя до этого он не раз выступал против гегемонистских устремлений османов на Кавказе и попыток россисйкого двора присовокупить к своим владениям Кюре, относившееся по трактату к России. [289]

Переход Сурхая под покровительство султана резко активизировал реваншистские замыслы Порты, решившей добиться прежних целей, опираясь на своего нового приверженца. По мнению И. Неплюева, с тех пор Ширван и Шемаха, где сидел Сурхай в качестве верховного правителя, выдвинулись на первое место, отодвинув на второй план Дагестан и Кабарду. Приняв Сурхая под свое покровительство, Порта заявила о завершении разграничения в Дагестане, требуя в его «владения не вступатца», но продолжала укреплять свои позиции, превратив эту зону в постоянно действующий плацдарм конфликтной ситуации. Нагнетая обстановку, Порта стремилась вытеснить русские войска с Кавказа, занять прикаспийские области, а «Сурхаево владение (от верховьев Казикумухского Койсу до русской пограничной линии в Ширване. – Н. С.) с Шемахою соединить и тем сильнее свою партию в той стране утвердить». [290]