Alexandrov_G - Дверь в стене

И про такие выигрыши и проигрыши у зелёного стола мы все знаем даже и из антологии фантастики по какому-то недоразумению названной "Школьный курс истории".

А ведь война (а это и есть жизнь государства) не рулетка и не ставки. Война это искусство. Высокое искусство. И воевать (по-настоящему воевать, а это означает и по-настоящему жить) могут считанные государства на планете. И отличие искусства вести войну от искусства в традиционном смысле этого слова в том, что ему можно научиться. Для того, чтобы быть Леонардо да Винчи нужно родиться Леонардо да Винчи, "научиться" быть Леонардо нельзя. Но народ не сводим к одному, пусть и гениальному художнику, и реальность убедительнейшим образом демонстрирует нам, что народ вполне может научиться искусству войны.

Для этого, правда, необходимо одно условие, называется оно "желание учиться".

А для того, чтобы такое желание появилось, нужно сперва понять, что "учение свет, а неучение тьма", а поскольку народ с одной стороны не является одним шибко умным Леонардо, а с другой из одних только умных Леонардов не состоит, то необходимо, чтобы не жажда знаний даже, а сперва хотя бы понимание того, что знания могут полезны даже в пошлом утилитарном смысле, нашло "дырочку", через которую оно сможет "просочиться" в народ. Нужно то, что называют (не всегда заслуженно) элитой.

Она должна начать с себя. Сперва начав понимать, а потом, поняв, начать учиться. И "элита" именно что должна, она сама взвалила этот долг на себя, исторический долг перед нацией, которая позволила "элите" играть роль элиты. И из той же истории мы знаем, что элиту, которая "не соответствует историческому моменту" народ меняет с лёгкостью необыкновенной, для народа это то же самое, что снять с себя сюртук и натянуть вместо него пиджак. Чтобы окружающие народы, которые давно уже платье сменили, на него как на чучело гороховое не смотрели.

И русский народ в смысле обучения вовсе не безнадёжен, и были в русской истории моменты, когда власть осознавала необходимость "научиться" сама и заставить "учиться" народ. То-есть исторический опыт в этом деле имеется.

Дело за примером. И мы его сейчас рассмотрим, и пример этот помимо всего прочего поможет нам лишний раз понять, насколько сложен феномен войны и что может использоваться государством в качестве оружия. Вот мы с вами как-то уже рассматривали такие вещи в себе как "армия", "дипломатия", "экономика" и убедились, что государство, воюя, пускает в ход то одно, то другое, то всё сразу, а ведь у государства, у настоящего, у субъектного, у такого, у которого не только руки с ногами, но ещё и голова имеется, есть ещё и такая штука как "культура". А "культура" это такое сверхоружие, которое может заменить собою и армию, и дипломатию и экономику, а уж если вы можете позволить себе роскошь иметь и одно, и второе, и третье, и пятое и десятое, да впридачу ещё и "культуру", то получается сверхгосударство, получается - "тады ой!"

Ну вот возьмём рядового русского человека начала XIX века. Со всеми его достоинствами и недостатками. Как человека, так и века. Для чистоты эксперимента сделаем нашего рядового дворянином. Это означает, что у него наличествует некий культурный код, он умеет читать и писать, он имеет некоторое представление о живописи и музыке, у него есть некая и кажущаяся ему стройной и логичной картина мира и в этой картине находится, конечно же, место России, словом, он обычный человек той эпохи, человек учтивый и знающий, что такое приличия. И вместе с тем он - "недоросль", с присущими возрасту любопытством и жаждой новых впечатлений.

И вот судьба забрасывает его в Англию.

Англия до наполеоновских войн это ещё не та Британская Империя, которой она станет вскорости, здание мира всё ещё держит, уже, правда, с трудом, Франция и Англия пока только примеривается подставить вместо неё плечо. Англия ещё не закаменела, она уже Атлант, но ещё не статуя, она ещё "живая". И вот наш недоросль на несколько лет погружается в английскую реальность, он вынужден выучить язык и обнаруживается, что "немцы" вовсе не немы, кроме того он немедленно и с изумлением находит, что "внешний мир" вовсе не таков, каким казался ему из России, он совершает то же открытие, что и Пётр I в романе Алексея Толстого, когда молодой царь едет в Архангельск и видит там океанские корабли и равнодушно смотрящих на него с верхней палубы капитанов, ничуть не похожих ну ручных "кукуйских немцев" и это уверенная снисходительность чужих взглядов показывет Петру кто на самом деле хозяин мира. Но это ещё не всё. Наш молодой и охочий до всего нового русский дворянин вдруг открывает, что на свете есть серьёзная литература. Есть Шекспир, есть Свифт, есть Дефо, есть Мильтон. По случаю он открывает для себя Уильяма Блэйка, поэта и художника, который пишет картины, иллюстрируя свою поэзию и пишет поэмы, служащие иллюстрацией к его картинам. И то, и другое - очень глубокое, многоуровневое, многосмысленное, в России он ни с чем подобным даже не сталкивался, у него и представления не было, что такое вообще имеет место в мире.

Его всё это заинтересовывает до чрезвычайности, напомню, что это начало XIX века, нет телевизора и нет интернета, да что там говорить, даже и радио ещё нет. А вот Уильям Блэйк есть. И оказывается, что этот человек заменяет собою и телевизор и какаву с чаем. Что он создал очень сложную космогонию, что своим воображением Блэйк создал целый мир. Очень, очень интересный мир, интересный даже сегодня, в мире интернета, в мире, где уже все слова выговорены и все картины уже написаны. Блэйк в самом буквальном смысле "взрывал мозг" даже своим привычным к интеллектуальным играм соотечественникам, а тут с ним столкнулось девственное сознание заезжего молодого русского.

"Миры Уильяма Блэйка".

А потом наш недоросль возвращается в родные пенаты. Мама, папа, друзья, зимний дом в Петербурге, поместье. Хлопоты о женитьбе, развлечения. И он вдруг с раздражением обнаруживает, что всё это, в сущности, очень скучно. Нет красок. Он пытается поговорить с ближайшим другом, поделиться, "выговориться", и у него ничего не получается, хоть он и старается со всем своим чистосердечием, ему искренне хочется поделиться своим открытием, ведь это так интересно. Его не понимают. Не потому, что не хотят, а потому, что не могут. Нет нужных слов и нет нужных образов. Ведь ещё нет Пушкина. И мелодию души не напоёшь, ведь ещё нет даже Глинки. Это примерно как в советское время приехавший из загранкомандировки госслужащий восторженно пытается пересказать провинциальным слушателям восхитившие его "Звёздные войны", а те, внимательно его слушая, мысленно подставляют по ходу рассказа экранный антураж, знакомый им по "Гостье из будущего". А ведь по сравнению с Блэйком "Звёздные войны" это скучнейшая и примитивнейшая чепуха. Можно ещё вспомнить старый уже фильм Анно "Борьба за огонь", когда там в конце вернувшийся в родное стойбище Рон Перельман при помощи двух-трёх звуков, сдобренных жестикуляцией, пытается "рассказать" одетым в шкуры первобытным людям о своих приключениях и вдруг изображает неведомого им мамонта, прикладывая к лицу болтающуюся руку и соплеменники от него в ужасе отшатываются, мол, ну и чудище, "из головы рука растёт!".