Alexandrov_G - Дверь в стене

Если спросить любого русского человека, позиционирующего себя как "патриота", о роли в русской истории такой фигуры как Пётр Аркадьевич Столыпин, то патриот всегда готов к ответу о роли безусловно положительной. "А как иначе-то?!"

"Столыпин же!"

"Глыба!"

А между тем Столыпин, чьё говорящее имя (в Истории все имена говорящие, на то она и История) имеет своим началом вовсе не столб, сыграл роль не то, чтобы однозначно положительную, но и вообще неоднозначную.

Он имел репутацию "сильного" как человека, так и политика, и был призван на пост министра внутренних дел, чтобы взять разгулявшуюся ситуацию под контроль. И он её взял. На посту министра внутренних дел он был на месте. А потом его двинули наверх. На пост премьер-министра, чтобы он с той же эффективностью скоординировал работу правительства. Превратил клуб не очень любящих друг друга критически мыслящих личностей в "команду единомышленников". Задача благая, кто бы спорил. И благая тем более, что известный анекдот про то, что "где два еврея, там три мнения", это вовсе не о евреях, а о русских. А уж про русских министров и говорить нечего.

И Столыпин за дело взялся горячо. Так горячо, что остановиться он не смог. Он, что называется, "вошёл во вкус". Ему не стало удержу. Совет министров при нём ходил по струнке. Министры думали не туда, куда им хотелось, а думали они туда, куда надо было думать. До определённого предела это было хорошо, но только до очень определённого, так как Властью на откуп Столыпину были даны все министерства, кроме одного - Министерства Иностранных Дел. И это было очень дальновидно. Император хотел, чтобы Столыпин единочальствовал в политике внутренней, балансируя силы внутри государства, а как противовес "Столыпину", не человеку, а - "должности", был поднят статус МИДа. Не так формально, как в смысле "веса". А роль "Того, Кто Взвешивает" император оставлял за собой. Замысел понятен - наступало время перемен и Николай хотел освободить себе руки, и часть гирек он ссыпал в подставленные ладони премьера, превратив того самого в своеобразную гирю, а другой гирей стал Александр Петрович Извольский, министр иностранных дел, человек очень умный и очень умелый.

Однако Столыпин оказался так охоч до гирек, что захотелось ему заполучить в длань и Извольского тоже. И речь даже не о том, что Столыпин о внешнеполитических делах представление имел именно такое, какое и должен по уму иметь губернатор Саратовской губернии, речь о том, что Извольский, чтобы избежать назойливого внимания премьер-минстра, был вынужден прятаться за Николаем. В самом буквальном смысле. Вместо того, чтобы заниматься своими прямыми (и в высшей степени важными для Империи) делами, достойнейший Александр Петрович добрый кус своего времени посвящал сложным манёврам, добиваясь положения, при котором между ним и Столыпиным оказывалась фигура Царя.

Положение создалось нетерпимое.

Оно как-то должно было разрядиться и оно - разрядилось. Столыпин, будучи человеком, несомненно, русским, проявил чисто русскую смекалку и препятствие обошёл - он провёл интригу, в результате которой на посту министра иностранных дел оказался Сазонов, его родственник, после чего, невзирая на "протокол", секретность и формальности, тайны Петербургского двора перестали для Столыпина быть тайнами.

Положение перестало быть нетерпимым и стало попросту невозможным. Пирамида государства потеряла очертания, так как стало неясно где какая вершина, кто наверху, кто внизу и кто сбоку.

Поразительно, но никто не пытается смотреть на сложившуюся в преддверии Первой Мировой ситуацию под этим углом.

Столыпин вёл игру, фундаментом которой было его убеждение (очень трезвое), что Николай не может пойти на его отставку, не вызвав внутриполитический кризис, что в сложившемся положении было для русской монархии крайне болезненным, так как Столыпин в глазах "государственников" успел превратиться в символ. В символ того, "как надо". Мало кто имеет достаточно воображения, чтобы понять, что годы "столыпинской реакции" это именно тот момент, когда появился чрезвычайно вредный для русской истории миф о "слабом государе". "Патриотическая" мысль того времени вывела силу и слабость из сопоставления доступных ей образов (газетных!) Царя и Премьера и назначила Столыпина в "сильненькие".

Почему? Ну, а как же! Демонстрируемая на публику крутизна дел, слов и усов, пронзительный взгляд, "нам нужны великие дела!" и всё такое прочее. "Чего ж вам ещё?" А, главное, - он всем обретённым весом государственника давил "проклятых либералишек". Одно лишь доставляемое этой воображаемой картиной наслаждение искупало в глазах "патриотов" все не только мнимые, но и реальные недостатки премьер-министра.

А между тем поставьте себя на место Николая. Его собственный министр (назначенец!) по сути "отжимал" у него государство! Отжимал на голубом глазу, делая вид (или искренне не понимая, что было ещё хуже), что всё происходящее делается для его же, государева, блага. Столыпин красноречивейшим образом не слов, а дел демонстрировал не только Николаю, но и всей стране, что он не только лучше императора знает, что именно нужно для блага государства делать, но что и делать он умеет лучше.

Если называть вещи своими именами, то Пётр Аркадьевич Столыпин не укреплял, а разрушал государство, создавая в нём двоевластие. Примерно та же ситуация создалась под конец Первой Мировой в Германской Империи, только там "Столыпин" был коллективным и назывался он "германский генштаб", который (как и Столыпин) был не государством в государстве, а был он вторым центром власти при живом первом.

И немцы, точно так же как и русские, не видели и не понимали, что генерал Эрих Людендорф, рыцарь Железного Креста, родоначальник броского лозунга о предательском кинжале, вонзённом в спину Германии, этим самым кинжалом и был.

Кинжалом из очень хорошей стали.

Вышеизложенное это бок, которым соглашение "Сайкса-Пико" касалось России. Но у соглашения был бок и второй, которым оно касалось тех, кто присутствовал непросредственно на местах, а присутствовали там арабы. И делёжка Ближнего Востока на сферы влияния и подмандатные территории (замечательное, между прочим, выражение - подмандат, по-русски это звучит немножко чересчур брутально, но зато смысл передаётся очень близко к сути) на многие годы вперёд (можно даже сказать, что на века) определяла судьбу региона, а регион был населён людьми.

Тысяча и одна ночь это всего лишь тридцать три месяца, а арабские национальные государства существуют почти сто лет и конца арабскому национализму не видать. Как и границам между ними, откуда только что взялось.

Откуда? Да всё оттуда же, откуда вообще всё берётся.