Доминик Бартелеми - Рыцарство от древней Германии до Франции XII века

Самое пикантное, что в тысячном году Вильгельм из Вольпиано, напротив, находил неприличной моду на короткие волосы, новую в то время: он считал, что она указывает на гомосексуальные наклонности! Во всяком случае когда при дворе короля Роберта Благочестивого ее ввели южане из свиты королевы Констанции, эта мода очень скоро произвела фурор среди знати королевской Франции и Бургундии! {435} 435 Raoul Glaber. Histoires. III, 40. Надо полагать, пристрастия в одежде облагораживаются по мере их старения, как сами одежды при этом изнашиваются… Разве рыцари, которым подражали другие классы общества, как заметил еще Ордерик Виталий, не должны были испытывать потребность изменять моду, притом достаточно часто, подтверждая свое особое положение?

Однако в других местах «Церковной истории» зарождающаяся куртуазность вполне сочетается с почтением к Богу и святым — в те самые моменты жизни, в какие мы застаем этих людей в залах или «дворцах» (aulae), смежных с княжескими или сеньориальными донжонами. В зале Конша рыцари беседуют более или менее серьезно; в присутствии дамы они рассказывают о своих христианских сновидениях и обсуждают их толкование {436} 436 Orderic Vital. VIII, 14. T. IV. P. 216. . Далее мы узнаем, что один молодой рыцарь взял с собой в паломничество перчатки своей «подруги» и отдал их в качестве милостыни встречному нищему, потому что больше подать было нечего {437} 437 Ibid. VIII, 27. T. IV, P. 328. . Дворы были также местами, где шли разговоры о паломничестве, о священной войне, об «обращении» — капеллан Гуго Авраншского, в эпической манере рассказывавший о житиях святых рыцарей, вызвал настоящий религиозный подъем {438} 438 См. ниже. С. 255. .

Иногда мы можем обнаружить проявления некоторой власти женщин. Вот, прежде всего, Мабиль Беллемская, наследница крупной сеньории. Она ведет себя как настоящий сеньор, совершенно не опираясь на мужа. В 1060-е и 1070-е гг. она была полноправным действующим лицом вендетты или феодальной войны, пользуясь поддержкой вассалов и, говорят, прибегая к яду; впрочем, в 1073 г. ее схватили и убили враги прямо в постели, и похоронена она была в аббатстве Троарн, причем эпитафия на ее гробнице достойна посвященного сеньора: она именуется «щитом родины» и «твердыней границы» (нормандской) {439} 439 Orderic Vital. V, 13. T. III. P. 140. .

Многие из ее современниц все-таки больше думали о любви, чем о войне. Они томились в ожидании мужей, ушедших завоевывать Англию с Вильгельмом, и, по словам Ордерика Виталия, отправили им угрожающее послание: пусть те вернутся, чтобы спать с ними, иначе они сменят себе мужей. И сразу же такие «почитаемые воины», как Гуго де Гранмениль и Онфруа дю Тиллёль, покинули фьефы, которые только что приобрели за Ла-Маншем: что еще было делать, «если их похотливые жены оскверняют супружеское ложе прелюбодеянием и накладывают неизгладимое пятно на честь рода» {440} 440 Ibid. IV. T. II. P. 220. ? Однако монах Ордерик Виталий отнюдь не преувеличивает, сообщая эти подробности. Соображение, которое приходит в голову обоим рыцарям, очевидным образом подтверждает тот факт, что настоящее прелюбодеяние могла совершить только женщина. Ее проступки имели специфическое последствие — вынуждали мужа признавать себя отцом чужого ребенка; кроме того, сама беременность могла ее выдать [118] Надо мимоходом отметить, что в такой ситуации абсолютно не приходится удивляться, если в старину во многих обществах женщину за прелюбодеяние карали намного более сурово, чем мужчину... . В данном случае по этой странице «Церковной истории» можно догадаться, что Гуго и Онфруа сослались Вильгельму Завоевателю на этот призыв жен в надежде (тщетной), что он не отберет назад их английские фьефы. То есть перед неким подобием двора посмели сослаться на супружеское право! Но решающего значения этот аргумент не возымел…

Бертрада де Монфор боялась своего первого супруга, графа Анжуйского Фулька Глотку, ив то же время мечтала стать королевой. Поэтому в 1092 г. она организовала собственное похищение королем Филиппом I. Ордерик Виталий добавляет, что потом она сумела посадить Фулька и Филиппа за один стол — более того, заставить спать в одной комнате {441} 441 Orderic Vital. VIII, 20. Т. IV. Р. 260. . Историки-«позитивисты» отвергли это свидетельство, которое не подтверждается никаким другим; они увидели в нем вклад усердного монаха в церковную кампанию по очернению королевской четы. Но ведь никто из современников не написал таких подробных рассказов, как он, к тому же разве этот штрих не соответствует той эпохе рыцарских хороших манер?

Некоторые сомнительные поступки рыцарских жен связаны с их более низким статусом по сравнению с мужчинами ив то же время демонстрируют пределы и даже парадоксальные преимущества этого более низкого статуса.

На самом деле вот война замков, вспыхнувшая в Нормандии вскоре после 1090 г. между графом д'Эврё и сеньором Конша. Ее причиной было то, что графиня Эльвиза разгневалась на слова, публично произнесенные по ее адресу дамой Изабеллой де Конш. Обе эти властительные женщины соперничали и ненавидели друг друга, обе были прекрасны и красноречивы, обе водили за нос своих мужей-рыцарей и были грозны для подданных. Однако они кое в чем отличались, и скупой Эльвизе, конечно, следует предпочесть Изабеллу, любезную и великодушную. Дама де Конш дошла даже до того, что вообразила себя амазонкой: «Она ездила верхом в доспехах, как рыцарь» {442} 442 Ibid. VIII, 14. Т. IV. Р. 212. . Можно подумать, что после этого в XII в. срочно изобрели куртуазную любовь, чтобы вернуть знатную женщину на подходящее для нее место — зрительницы боев между мужчинами {443} 443 См. ниже. С. 421-427. … Тем не менее напомним, что в VIII книге, которая цитируется, Ордерик Виталий идет на всё, чтобы дискредитировать дурное, слабое правление Роберта Короткие Штаны в Нормандии с его феодальными войнами и «тиранией» некоторых сеньоров в отношении церквей. Автору не терпелось увидеть все наследие Завоевателя в лучших руках.

Положение немного изменилось с 1096 г. благодаря Первому крестовому походу: он прибавил серьезности некоторым сеньорам и увлек дурного герцога на Восток. Роберт Короткие Штаны доверил Нормандию на время своего отсутствия своему брату Вильгельму Рыжему, в котором отчасти воскресла отцовская твердость, несмотря на его нравы и в сочетании с большим изяществом — возможно, благодаря им. К этому моменту феодальную войну уже не просто местами слегка окаймляли рыцарские мотивы, она выглядела прямо-таки расписанной ими — пусть даже дурных поступков совершалось по-прежнему много и пусть любое появление Роберта Беллемского, этого «тирана», ненавистного Ордерику Виталию [119] Монастырь которого граничил с его землями и конфликтовал с ним... , удачно напоминает нам, что весь этот бомонд с его добродетельной сдержанностью, красивыми словами, умением ценить отвагу не только военную, но и словесную, ни в малейшей степени не избыл привычек к грабежу и равнодушия к страданию низших классов.