Ариадна Эфрон - История жизни, история души. Том 1

Предыдущая тетрадь у меня есть. Я туда присоединю и это. А сейчас кончаю, время свидания истекло, скоро напишу ещё. У нас было сияющее жаркое лето, оно прошло, но вокруг нашей избушки ещё догорают астры и настурции, они здесь не боятся заморозков.

Я устаю и старею, ссыхаюсь, как цветок, засушенный в Уголовно-процессуальном кодексе, и первым признаком того, что действительно старею, является то, что это совсем меня не волнует. Спасибо тебе, целую тебя, горжусь тобой. Будь здоров.

Твоя Аля

* Профессиональные уловки (фр.).

1Б. Пастернак прислал А.С. стихи, написанные летом 1953 г.: «Весенняя распутица», «Белая ночь», «Август».

2 А.С. имеет в виду шарж Кукрыниксов и стихотворную подпись А. Архангельского.

Б.Л. Пастернаку

12 октября 1953

Дорогой мой Борис! У нас - долгие тёмные ночи, короткие дни и тишина необычайная — всё замерло в ожидании зимы, а снега всё нет. Южный ветер сбивает с толку даже северное сияние. Осень — странная и тревожная, как весна. Ушли пароходы, улетели птицы, на Енисее же — ни льдинки, и на душе - тоже. Так хорошо, когда не по графику, даже в природе! Я недавно перечитывала — в который раз и в который раз по-новому, «Анну Каренину», и в который раз задумалась о твоём - неясном для меня и вместе с тем несомненном - родстве с Толстым. Я не так-то давно (по времени) читала твою прозу, но однообразие моей жизни, изо дня в день засоряемой мелочами, уже заставило меня позабыть многое. Не то что «позабыть», но потерять ключ к этой вещи, понимаешь? Кстати, зачем тебе понадобилось забирать её у меня? Я люблю перечитывать, и, как ни странно, с первого раза лучше воспринимаю стихи, чем прозу, а вот как раз твою книгу лишена возможности перечитывать вчитываясь. Я не решаюсь просить тебя о том, чтобы ты мне прислал хотя бы то же самое, что тогда, зная, что ты не забудешь об этом, когда найдёшь возможным. Так вот, вы настолько с ним разные, что говорить о родстве и сходстве кажется даже нелепым, и меня злит то, что я сейчас брожу вслепую и даже нащупать не могу, в чём тут дело. Ах, Боже мой, и главное, что в этом слепом состоянии я нахожусь почти постоянно, всё время «по усам текло, а в рот не попало», о том, чтобы не только сделать что-то, но хоть бы додуматься до чего-то, не может быть и речи. Эта жизнь, дроблёная на мелкие кусочки, размолотая ежедневными, насущными и никому не нужными мелочами, постепенно и неумолимо превращает меня в клинического идиота. Даже ты это замечаешь, несмотря на все мои усилия казаться умницей, и пишешь мне всё реже.

Недавно видела в «Огоньке», посвящённом Толстому, пастель твоего отца, и столько мне сразу вспомнилось и подумалось, что я бросила работу и опустила руки — весь тот чудесный мир светлых красок и мягких очертаний, вставший передо мной из синего альбома работ Л <���е-онида> 0<���сиповича> там, в библиотеке рязанского училища. Как же он умел передавать силу и самобытность при помоши прессованного

угля и пастели, как же он сломал и переделал технику пастели, бывшей до того достоянием нежностей и сладостей французского 18-го и немного 19-го века — какой же он был мастер! Я ужасно люблю его иллюстрации к «Воскресению», и твой чудесный портрет, и всё о Толстом, все зарисовки, и его Шаляпина. И ещё я вспомнила белого плюшевого мишку, которого они с твоей мамой подарили маленькому Муру. Мур назвал его «Мумсом» и спал с ним и ходил гулять, и зацеловал ему мордочку до блеска. И ещё я подумала о той великолепной круговой и трудовой поруке людей большого дара и чистой души, побеждающей время и временщиков, о великой, неиссякаемой, всепобеждающей силе правды и человечности. Может быть, именно в этом — твоё родство с Толстым? — Я совсем не об этом хотела писать тебе, ты сам говорил, что писать нужно только о том, что вполне ясно тебе самому, я хотела очень поблагодарить тебя за присланное и извиниться за то, что не написала сразу. Но что же поделаешь, если меня всегда тянет писать именно о нелепом - и именно тебе!

Крепко целую тебя.

Твоя Аля

Е.Я. Эфрон и З.М. Ширкевич

12 октября 1953

Дорогие Лиля и Зина! Сегодня, наверное, последний мой выходной день до ноябрьских праздников, и поэтому хочется воспользоваться им и немного поговорить с вами. У нас всё ещё стоит небывалая осень — ночные заморозки быстро исчезают утром, стоят тёплые, иногда немного дождливые дни. В прошлом году снег выпал числа 25-го сентября и больше не стаял, а в этом году мы его ещё и не видели по-настоящему. Кончилась навигация, прошли последние пароходы, а на Енисее ещё ни льдинки, и мы до сих пор полощем бельё в реке. Только ночи по-зимнему длинны да всё короче делаются дни. Природа проделала всё, что ей по календарю положено, опали листья, завяли травы, и всё стоит голое и удивлённое тем, что нечем прикрыть наготу. Только жаль, что я всегда так занята и некогда сходить в лес, я так люблю его ранней весной и поздней осенью, когда он стоит творческой схемой, до мельчайших подробностей продуманным замыслом, не приукрашенный листвой и цветением, не озвученный шорохами и шелестами. Да что говорить — всегда и всяким люблю я его, в любое время года!

А живу я как-то нелепо и всегда наспех, нет времени на то, чтобы хоть когда-нибудь, хоть над чем-то сосредоточиться. Это меня

мало трогало бы, будь я помоложе, но после сорока впереди остаётся мало, ужасно мало творческого времени и поэтому обиден каждый день жизни, раздробленный и размолотый мелочами. Много работаю, а всё без толку, и всё сделанное проходит бесследно, как уходит вода, ежедневно приносимая мною с реки. Всё же на редкость нелёгкая досталась мне судьба, и не в том дело, что просто нелёгкая, а в том, что тяжесть эта — бессмысленна, как говорится — ни себе, ни людям! Ну, не буду больше ворчать, слава Богу, хоть это-то не в моём характере. Учитывая мою тяжёлую долю, создатель для равновесия дал мне лёгкий характер - с которым, авось, и доживу до лучших дней. Ещё и ещё хочется мне благодарить вас за ваши посылки, за такую внимательную вашу заботу. Всё, что меня окружает красивого и приятного, всё, что у меня припрятано вкусного для всяких знаменательных дат, - всё прислано вами. И тем более всегда обидно, что мы так далеко друг от друга, — вещи близко, а люди далеко. И все разговоры - только мысленно и только во сне! Прямо мистика какая-то.

Сейчас перечитываю «Анну Каренину», и вновь зта вещь хватает меня за душу - в который раз! Между прочим, последняя прозаическая вещь Бориса 1напоминает мне Толстого, и не могу уловить чем и в чём сходство и родство двух таких разных писателей. Впрочем, может быть, и сходства нет, а сама я лишь теперь по-настоящему доросла до обоих, и моё взрослое и зрелое восприятие роднит их для меня? Нет, есть родство, есть, есть, но для того, чтобы мне найти ключ к нему, как раз и нужно сосредоточиться, как раз и нужно побродить одной по первозданному лесу, притихшему в ожидании зимы. Ах, какой предварительной работы требует всякое откровение, и сколько сил нужно положить на то, чтобы Сезам открылся!