Михаэль Золтиков - Кошка

Надзирательница бросает на нее злобный взгляд.

— Вот как! Благородная дама уже поужинала? Выходит, наша еда вам не нравится?!

Гремя ключами, она отпирает дверь камеры «Кошки».

— Вот ваши апартаменты. Надеюсь, что они вполне для вас подходят! — с издевкой произносит надзирательница.

Камера нетоплена, в ней очень холодно. Тратить на арестованных уголь не положено.

Матильда устало снимает свой плащ, чтобы поскорей лечь на койку, пока надзирательница не выключила свет. Та, не говоря ни слова, собиралась уже было запереть дверь камеры, как вдруг глаза ее расширились от возмущения.

— Что я вижу? — прошипела она. — На допрос вас взяли в заурядном платьишке, а возвращаетесь вы в вечернем, да еще с глубоким декольте. Что же это был за допрос, позвольте вас спросить? К тому же уважаемая госпожа успела поужинать! Теперь мне становится понятным, куда здесь дует ветер!

В этих словах прорывается злобная зависть стареющей женщины. Яростно хлопает она дверью, запирает ее на ключ и тут же выключает свет. Матильда слышит ее шаркающие шаги, затем все затихает.

В темноте «Кошка» опускает железные нары, раздевается и ложится, накрывшись двумя тонкими одеялами, которые не защищают от леденящего холода.

Теперь она может сбросить маску. Слезы потекли по ее лицу, рыдания сотрясают хрупкие плечи...

Но вот наступает рассвет, принося жизнь и в эти серые тюремные стены. Арестанткам разрешается выйти на прогулку в тюремный двор. Они идут по кругу одна за другой, как в некой призрачной траурной процессии, медленно, едва волоча ноги, молча. Разговаривать им запрещено, но по движению губ можно определить, что они шепчутся. Время от времени слышны окрики надзирательниц.

Для «Кошки» эта четвертьчасовая прогулка равносильна наказанию шпицрутенами. Она чувствует ненависть сторожей, холодную издевку товарок по несчастью: проституток, воровок, сводниц. Здесь собрана накипь многомиллионного города. Ее элегантное платье бросается в глаза, вызывает зависть других женщин. Ей в лицо летят ругань и непристойные шуточки. «Кошка» просто счастлива, когда за ней захлопывается дверь ее камеры и она остается одна со своими мыслями.

Вечером Блайхер за ней не пришел, хотя и обещал. Эту ночь она опять провела без сна, атакуемая клопами, пронизывающим холодом и кошмарными видениями. Внезапно она ловит себя на том, что ее мысли все время возвращаются к этому рослому широкоплечему немцу, которого ей хочется видеть в наивной надежде, что он убережет ее от этих ужасов...

И только через день замок в двери ее камеры звякнул, и надзирательница грубо крикнула:

— Каррэ, на допрос! — придав слову «допрос» ироническое, с издевкой, значение.

Для «Кошки» же слово это прозвучало как музыка...

Почти инстинктивно Хуго Блайхер избрал этот единственный путь, который мог привести его к раскрытию последних секретов «Кошки». Но он не учел одного: что мог зажечь в сердце этой загадочной женщины огонь, пламя которого станет опасным и для него самого...

— Куда мы направляемся сегодня? — спросила с любопытством Матильда, когда они поехали по вечерним улицам Парижа.

— Предлагаю «Максим», что на Королевской улице, если вы не возражаете, — ответил Блайхер.

— Не слишком ли это для вас дорогое удовольствие — посещать с французской шпионкой самые шикарные рестораны города? — иронически спрашивает она.

— Для кошелька простого унтер-офицера — это точно, — откровенничает Блайхер, больше не считая нужным маскироваться. — Но на наше счастье, есть так называемый оперативный фонд.

«Кошка» усмехается недоверчиво.

— Не хотите ли сказать, что вы, действительно, лишь унтер-офицер? Я полагала, что вы в абвере большая шишка?

— Это ваше заблуждение, мадам, — шутит Блайхер. — Но иногда у меня, действительно, больше полномочий, чем у иного генерала. А в отдельных случаях приходится вытягиваться перед случайным фельдфебелем...

— Должны ли вы находиться в казарме? — интересуется «Кошка».

— Нет, у меня в Париже есть частная квартира, — возражает, нисколько не рассердившись. Блайхер.

— Удивительно: простой унтер-офицер, говорящий по-французски почти без акцента, который может носить гражданский костюм, имеет частную квартиру в городе и разъезжает в собственной автомашине — обладает к тому же генеральскими полномочиями... — «Кошка» ничего не понимает.

Рослый немец становится для нее все более загадочным, менее понятным, но тем не менее привлекательным.

— Незадолго до своего ареста я передала в Лондон сообщение о том, что в парижском абвере создалась своеобразная обстановка, — продолжает она. — В нем говорилось, что офицеры не владеют французским языком, предпочитают службе охоту, женщин и вино, а работу перекладывают на унтер-офицеров...

— Я читал это донесение: мой комплимент за эту информацию, — смеется Блайхер. А затем, ухмыльнувшись, бросив острый взгляд на женщину, сидевшую рядом с ним, добавляет: — А откуда вам, собственно, известны такие подробности о положении дел в абвере?

— От источников в СД — с авеню Фош, — откровенно отмечает «Кошка».

А затем она рассказывает Блайхеру. каким образом ей удалось попасть в СД и получать там такую информацию, какой не располагал ни один шпион второй мировой войны. В ее голосе звучит нескрываемый триумф, когда она говорит, что внедрилась в штаб-квартиру СД в Париже в качестве «представительницы швейцарского Красного Креста» из Лозанны, имея на руках почти настоящие документы, якобы для медицинского и социального обслуживания заключенных парижских тюрем.

Очень быстро тогда ей удалось установить контакт с одним из высших фюреров СС — голубоглазым блондином, который влюбился в нее по самые уши. А затем ей посчастливилось стать даже «агентессой СД».

С помощью службы безопасности она смогла избежать ареста и обнаружения подпольного радиопередатчика несколько месяцев тому назад. Это произошло на улице полковника Молля, когда радиопеленгаторная группа вышла уже непосредственно на него.

Вспомнив тогдашнюю свою проделку, Матильда тихонько рассмеялась.

— А кто был тот таинственный фюрер СС? — стал допытываться Блайхер.

На лице «Кошки» появилось непроницаемое выражение.

— Оставим это. — произнесла лишь она. — Этот человек очень любил меня. Но пришел день, когда его направили в Россию. Расставаться с Парижем, да и со мной было для него тяжело. Вот тогда-то он и рассказал мне очень многое.

Взгляд «Кошки» был устремлен вдаль.

— Но он скоро там и погиб... — тихо добавила она.

Автомашина медленно едет по широким Елисейским полям, на которых в этот вечерний час почти нет людей. Фары с фильтрами затемнения слабо освещают лишь несколько метров впереди, поэтому ехать приходится осторожно, несмотря на незначительное движение транспорта.