Иван Солоневич - Россiя въ концлагерe

-- Рукопись принесли?

Я досталъ рукопись и молча протянулъ ее Смирнову. Смирновъ прежде всего внимательно изучилъ резолюцiю Радецкаго и потомъ перелисталъ страницы: страницъ на пишущей машинкe было семь -- какъ разъ обe полосы "Перековки". На лицe Смирнова выразилось профессiональное возмущенiе:

-- Мы не можемъ запихивать весь номеръ одной статьей.

-- Дeло не мое. Радецкiй поэтому-то и написалъ "цeликомъ", чтобы вы не вздумали ее сокращать.

Смирновъ вынулъ трубку изо рта и положилъ ее на столъ. Еще разъ перелисталъ страницы: "какъ разъ на цeльный номеръ".

-- Вы, вeроятно, полагаете, что Радецкiй не знаетъ размeровъ "Перековки". Словомъ -- рукопись съ резолюцiей я вамъ передалъ. Будьте добры -- расписку въ полученiи.

-- Никакихъ расписокъ редакцiя не даетъ.

-- Знаю, а расписку все-таки -- пожалуйте. Потому что, если со статьей выйдутъ какiя-нибудь недоразумeнiя, такъ уговаривать васъ о помeщенiи ея будетъ Радецкiй. Я заниматься этимъ не собираюсь. Будьте добры -- расписку, что я вамъ передалъ и статью, и приказъ. Иначе -- отъ васъ расписку потребуетъ третья часть.

Борода и очки Смирнова потеряли фотоженичный видъ. Онъ молча написалъ расписку и протянулъ ее мнe. Расписка меня не удовлетворила: "будьте добры написать, что вы получили статью съ резолюцiей". Смирновъ посмотрeлъ на меня звeремъ, но расписку переписалъ. Очередной номеръ "Перековки" вышелъ въ идiотскомъ видe -- на весь номеръ одна статья и больше не влeзло ни строчки: размeръ статьи я расчиталъ очень точно. За этотъ номеръ Корзунъ аннулировалъ Смирнову полгода его "зачетовъ", которые онъ заработалъ перековками и доносами, но къ Радецкому никто обратиться не посмeлъ. Я же испыталъ нeкоторое, хотя и весьма слабое, моральное удовлетворенiе... Послe этого "номера" я не былъ въ редакцiи "Перековки" недeли три.

На другой день послe этого слета "лучшихъ ударниковъ", о которомъ я уже говорилъ, я поплелся въ "Перековку" сдавать еще одну халтуру по физкультурной части -- тоже съ помeткой Радецкаго. На этотъ разъ Смирновъ не дeлалъ американскаго вида и особой фотоженичностью отъ него не несло. Въ его взглядe были укоръ и почтенiе... Я вспомнилъ Кольцовскiя формулировки о "платныхъ перьяхъ буржуазныхъ писакъ" (Кольцовъ въ "Правдe" пишетъ, конечно, "безплатно") и думалъ о томъ, что нигдe въ мiрe и никогда въ мiрe до такого униженiя печать все-таки не доходила. Я журналистъ -- по наслeдству, по призванiю и по профессiи, и у меня -- даже и послe моихъ совeтскихъ маршрутовъ -- осталось какое-то врожденное уваженiе къ моему ремеслу... Но что вносятъ въ это ремесло товарищи Смирновы и иже съ ними? {328}

-- Замeточку принесли?

Принимая во вниманiе мою статьищу, за которую Смирновъ получилъ лишнiе полгода, уменьшительное "замeточка" играло ту роль, какую въ собачьей дракe играетъ небезызвeстный прiемъ: песикъ, чувствуя, что дeло его совсeмъ дрянь, опрокидывается на спинку и съ трусливой привeтливостью перебираетъ въ воздухe лапками. Смирновъ лапками, конечно, не перебиралъ, но сквозь стекла его очковъ -- простыя стекла, очки носились для импозантности -- можно было прочесть такую мысль: ну, ужъ хватитъ, за Подпорожье отомстилъ, не подводи ужъ больше...

Мнe стало противно -- тоже и за себя. Не стоило, конечно, подводить и Смирнова... И не стоитъ его особенно и винить. Не будь революцiи -- сидeлъ бы онъ какимъ-нибудь захолустнымъ телеграфистомъ, носилъ бы сногсшибательные галстуки, соблазнялъ бы окрестныхъ дeвицъ гитарой и романсами и всю свою жизнь мечталъ бы объ аттестатe зрeлости и никогда въ своей жизни этотъ аттестатъ такъ и не взялъ бы... И вотъ здeсь, въ лагерe, пройдя какую-то, видимо, весьма обстоятельную школу доносовъ и шпiонажа, онъ, дуракъ, совсeмъ всерьезъ принимаетъ свое положенiе главнаго редактора центральнаго изданiя "Перековки" -- изданiя, которое, въ сущности, рeшительно никому не было нужно и содержится исключительно по большевицкой привычкe къ вранью и доносамъ. Вранье никуда за предeлы лагеря не выходило -- надъ заголовкомъ была надпись: "не подлежитъ распространенiю за предeлами лагеря"; для доносовъ и помимо "лагкоровъ" существовала цeлая сeть стукачей третьяго отдeла, такъ что отъ "Перековки" толку не было никому и никакого. Правда, нeкоторый дополнительный кабакъ она все-таки создавала...

Замeточка оказалась коротенькой, строкъ въ тридцать, и на лицe Смирнова выразилось нeкоторое облегченiе: никакимъ подвохомъ не пахнетъ... Къ редакторскому столу подошелъ какой-то изъ редакцiонныхъ лоботрясовъ и спросилъ Смирнова:

-- Ну, такъ что же мы съ этими ударниками будемъ дeлать?

-- Чортъ его знаетъ... Придется все снять съ номера и отложить.

-- А въ чемъ дeло? -- спросилъ я.

Смирновъ посмотрeлъ на меня недовeрчиво. Я успокоилъ его: подводить его я не собираюсь.

-- А вы, кажется, въ московской печати работали?

-- Было такое дeло...

-- Тутъ, понимаете, прямо хоть разорвись... Эти сволочные ударники, которыхъ вчера въ клубe чествовали, такъ они прямо со слета, ночью, разграбили торгсинъ...

-- Ага, понимаю, словомъ -- перековались?

-- Абсолютно. Часть перепилась, такъ ихъ поймали. А кое-кто захватилъ валюту и -- смылись... Теперь же такое дeло: у насъ ихнiя исповeди набраны, статьи, портреты и все такое. Чортъ его знаетъ -- то-ли пускать, то-ли не пускать. А спросить -- некого. Корзунъ уeхалъ къ Радецкому...

Я посмотрeлъ на главнаго редактора не безъ удивленiя. {329}

-- Послушайте, а на волe вы гдe въ печати работали?

-- Н-ну, въ провинцiи, -- отвeтилъ онъ уклончиво.

-- Простите, въ порядкe, такъ сказать, выдвиженчества?

-- А вамъ какое дeло? -- обозлился Смирновъ.

-- Не видно марксистскаго подхода. Вeдь совершенно ясно, что все нужно пускать: и портреты, и статьи, и исповeди. Если не пустите, васъ Корзунъ и Успенскiй живьемъ съeдятъ.

-- Хорошенькое дeло, -- развелъ руками Смирновъ. -- А если пущу? Снова мнe лишнiй срокъ припаяютъ.

-- Давайте разсуждать такъ: рeчи этихъ ударниковъ по радiо передавались? (Смирновъ кивнулъ головой). Въ Москву, въ "Правду", въ ТАСС телеграммы пошли? (Смирновъ снова кивнулъ головой). О томъ, что эти люди перековались знаетъ, можно сказать, весь мiръ. О томъ, что они сегодня ночью проворовались, даже и въ Медгорe знаетъ только нeсколько человeкъ. Для вселенной -- эти дяди должны остаться святыми, блудными сынами, вернувшимися въ отчiй домъ трудящихся СССР. Если вы не пустите ихъ портретовъ, вы сорвете цeлую политическую кампанiю.

Главный редакторъ посмотрeлъ на меня почтительно.

-- А вы на волe не въ "Правдe" работали?

-- Въ "Правдe", -- совралъ я.

-- Слушайте, хотите къ намъ на работу перейти?

Работа въ "Перековкe" меня ни въ какой степени не интересовала.

-- Ну, во всякомъ случаe захаживайте... Мы вамъ гонораръ заплатимъ...

ПЕРВЫЕ ТЕРРОРИСТЫ

Размышляя о необычномъ своемъ положенiи въ лагерe, я находилъ его почти идеальнымъ. Вопросъ его прочности, если и приходилъ въ голову, то только съ, такъ сказать, теоретической точки зрeнiя: теоретически подъ серпомъ совeтской луны и подъ молотомъ совeтской власти нeтъ прочнаго ничего. Но до побeга осталось около двухъ мeсяцевъ, ужъ эти два мeсяца я прокручусь. Я старался предусмотрeть и заранeе нейтрализовать нeкоторыя угрожавшiя мнe возможности, но нeкоторыхъ -- все же не предусмотрeлъ.