Иван Солоневич - Россiя въ концлагерe

-- Такъ вамъ же веселeе пойти поковыряться здeсь въ лeсу, чeмъ торчать въ баракахъ.

Мои собесeдники оказываются гораздо сообразительнeе, чeмъ могъ предполагать.

-- Объ этомъ и разговору нeтъ, въ баракахъ съ тоски къ ... матери подохнуть можно, а еще зимой -- такъ ну его... Намъ расчетъ такой, чтобы строить ее все лeто -- все лeто будутъ водить...

___

Безпризорники всeхъ безконечныхъ совeтскихъ соцiалистическихъ, федеративныхъ, автономныхъ и прочихъ республикъ говорятъ на одномъ и томъ же блатномъ жаргонe и съ однимъ и тeмъ же одесскимъ акцентомъ. По степени выработанности этого жаргона и акцента можно до нeкоторой степени судить о длительности безпризорнаго стажа даннаго мальчишки. Кое-кто изъ моихъ собесeдниковъ еще не утерялъ своего основного акцента. Я спрашиваю одного изъ нихъ, когда это онъ попалъ въ безпризорники. Оказывается, съ осени прошлаго года, здeсь -- съ весны нынeшняго -- тысячу девятьсотъ тридцать четвертаго... Такихъ -- призыва этого года -- въ моей группe набирается пять человeкъ -- въ группe его человeкъ сорокъ... Еще одно открытiе...

Мальчишка со стажемъ этого года -- явственно крестьянскiй мальчишка съ ясно выраженнымъ вологодскимъ акцентомъ, лeтъ этакъ 13-14-ти.

-- А ты-то какъ попалъ?

Мальчишка разсказываетъ: отецъ былъ колхозникомъ, попался на кражe колхозной картошки, получилъ десять лeтъ. Мать померла съ голоду. "А въ деревнe-то пусто стало -- все одно, какъ {416} въ лeсу... повысылали. Младшiй братъ давно болeлъ глазами и ослeпъ". Разсказчикъ забралъ своего братишку и отправился въ Питеръ, гдe у него служила какая-то тетка. "Гдe служила?" -- "Извeстно гдe -- на заводe". "А на какомъ?" -- "Ну, просто на заводe"...

Словомъ -- тетка Ксюшка, а фамилiю забылъ -- вродe чеховскаго адреса: "на деревню, дeдушкe". Кое-какъ добрались до Питера, который оказался нeсколько не похожъ на все то, что лeсной крестьянскiй мальчишка видалъ на своемъ вeку. Братъ гдe-то затерялся въ вокзальной сутолокe, а парнишку сцапало ГПУ.

-- А, небось, слямзилъ тоже? -- скептически прерываетъ кто-то изъ ребятъ.

-- Н-не, не успeлъ... Неумeлый былъ.

Теперь-то онъ научится...

Второй -- призыва этого года -- сынъ московскаго рабочаго. Рабочаго съ семьей перебрасывали на Магнитку. Мальчишка -- тоже лeтъ 12--13-ти -- не то отсталъ отъ поeзда, побeжавъ за кипяткомъ, не то, набравъ кипятку, попалъ не въ тотъ поeздъ -- толкомъ онъ разсказать объ этомъ не могъ. Ну, и тутъ завертeлось. Мотался по какимъ-то станцiямъ, разыскивая семью -- вeроятно, и семья его разыскивала; подобрали его безпризорники -- и пошелъ парень...

Остальныя исторiи совершенно стандартны: голодъ, священная соцiалистическая собственность, ссылка отца -- а то и обоихъ родителей -- за попытку прокормить ребятъ своимъ же собственнымъ хлeбомъ, который нынe объявленъ колхознымъ, священнымъ и неприкосновеннымъ для мужичьяго рта -ну, остальное ясно. У городскихъ, преимущественно рабочихъ дeтей, безпризорность начинается съ безнадзорности: отецъ на работe часовъ по 12 -15, мать -- тоже, дома eсть нечего, начинаетъ мальчишка подворовывать, потомъ собирается цeлая стайка вотъ этакихъ "промышленниковъ" -- дальше опять все понятно. Новымъ явленiемъ былъ еврейскiй мальчишка, сынъ еврейскаго колхозника -- побочный продуктъ коллективизацiи джойнтовскихъ колонiй въ Крыму. Продуктовъ еврейскаго раскулачиванiя мнe еще видать не приходилось. Другой безпризорникъ-еврей пережилъ исторiю болeе путаную и связанную съ Биробиджаномъ -- эта исторiя слишкомъ длинна для данной темы...

Вообще здeсь былъ нeкiй новый видъ того совeтскаго интернацiонала -интернацiонала голода, горя и нищеты, -- нивеллирующiй всe нацiональныя отличiя. Какой-то грузинъ -- уже совсeмъ проeденный туберкулезомъ и все время хрипло кашляющiй. Утверждаетъ, что онъ сынъ доктора, разстрeляннаго ГПУ.

-- Ты по грузински говоришь?

-- Н-не, забылъ...

Тоже... руссификацiя... Руссификацiя людей, уходящихъ на тотъ свeтъ...

___

Разговоръ шелъ какъ-то нервно: ребята то замолкали всe, то сразу -наперебой... Въ голову все время приходило сравненiе {417} съ рыбьей стайкой: точно кто-то невидимый и неслышный командуетъ... И въ голосахъ, и въ порывистости настроенiй, охватывающихъ сразу всю эту безпризорную стайку, было что-то отъ истерики... Не помню, почему именно я одному изъ ребятъ задалъ вопросъ о его родителяхъ -- и меня поразила грубость отвeта:

-- Подохли. И хрeнъ съ ними. Мнe и безъ родителевъ не хуже...

Я повернулся къ нему. Это былъ мальчишка лeтъ 15--16-ти, съ упрямымъ лбомъ и темными, озлобленными глазами.

-- Ой-ли?

-- А на хрeна они мнe сдались? Живу вотъ и безъ нихъ.

-- И хорошо живешь?

Мальчишка посмотрeлъ на меня злобно:

-- Да вотъ, какъ хочу, такъ и живу...

-- Ужъ будто? -- Въ отвeтъ мальчишка выругался -- вонюче и виртуозно...

-- Вотъ, -- сказалъ я, -- eлъ бы ты борщъ, сваренный матерью, а не лагерную баланду. Учился бы, въ футболъ игралъ.. Вши бы не eли.

-- А ну тебя къ.... матери, -- сказалъ мальчишка, густо сплюнулъ въ костеръ и ушелъ, на ходу независимо подтягивая свои спадающiе штаны. Отойдя шаговъ десятокъ, оглянулся, плюнулъ еще разъ и бросилъ по моему адресу:

-- Вотъ тоже еще стерва выискалась!..

Въ глазахъ его ненависть...

___

Позже, по дорогe изъ колонiи дальше на сeверъ, я все вспоминалъ этого мальчишку съ его отвратительнымъ сквернословiемъ и съ ненавистью въ глазахъ и думалъ о полной, такъ сказать, законности, о неизбeжной обусловленности вотъ этакой психологiи. Не несчастная случайность, а общество, организованное въ государство, лишило этого мальчишку его родителей. Его никто не подобралъ и ему никто не помогъ. Съ первыхъ же шаговъ своего "самостоятельнаго" и мало-мальски сознательнаго существованiя онъ былъ поставленъ передъ альтернативой -- или помереть съ голоду, или нарушать общественные законы въ ихъ самой элементарнeйшей формe. Вотъ одинъ изъ случаевъ такого нарушенiя:

Дeло было на базарe въ Одессe въ 1925 или 1926 году. Какой-то безпризорникъ вырвалъ изъ рукъ какой-то дамочки каравай хлeба и бросился бeжать. Дамочка подняла крикъ, мальчишку какъ-то сбили съ ногъ. Падая, мальчишка въ кровь разбилъ себe лицо о мостовую. Дамочка подбeжала и стала колотить его ногой въ спину и въ бокъ. Примeру дамочки послeдовалъ и еще кое-кто. Съ дамочкой, впрочемъ, было поступлено не по хорошему: какой-то студентъ звeрской пощечиной сбилъ ее съ ногъ. Но не въ этомъ дeло: лежа на землe, окровавленный и избиваемый, ежась и подставляя подъ удары наиболeе выносливыя части своего тeла, мальчишка съ жадной торопливостью рвалъ зубами и, {418} не жуя, проглатывалъ куски измазаннаго въ крови и грязи хлeба. Потомъ окровавленнаго мальчишку поволокли въ милицiю. Онъ шелъ, всхлипывая, утирая рукавомъ слезы и кровь и продолжая съ той же жадной спeшкой дожевывать такой цeной отвоеванный отъ судьбы кусокъ пищи.