Иван Солоневич - Россiя въ концлагерe

Было пять локомобилей. Два взорванныхъ и одинъ цeлый (на электростанцiи) -- на лицо. Недостающихъ двухъ никакъ не могутъ найти. Какъ будто бы не совсeмъ иголки, а вотъ искали, искали, да такъ и не нашли. Свирьлагъ говоритъ: вотъ видите -- ваши описи. ББК задумчиво скребетъ затылокъ: надо полагать, БАМовская комиссiя сперла -- ужъ такое жулье въ этой комиссiи. Свирьлагъ: чего ужъ скромничать, такого жулья, какъ въ ББК...

Экскаваторъ, сброшенный въ Свирь, приняли, какъ "груду желeзнаго лома, вeсомъ около трехсотъ тоннъ". Приняли и нашу электростанцiю, генераторъ и локомобиль, и какъ только приняли, сейчасъ же погрузили Подпорожье въ полный мракъ: не зазнавайтесь, теперь мы хозяева. Керосину не было, свeчей и тeмъ болeе. Вечерами работать было нечего. Мы, по причинe "ликвидацiи" нашей палатки, перебрались въ пустующую карельскую избу и тихо зажили тамъ. Дрова воровали не на электростанцiи -- ибо ея уже не было, -- а въ самомъ ликвидкомe. Кто-то изъ ББК поeхалъ въ Москву жаловаться на Свирьлагъ. Кто-то изъ Свирьлага поeхалъ въ Москву жаловаться на ББК. Изъ Москвы телеграмма: "станцiю пустить". А за это время Свирьлагъ ухитрился уволочь куда-то генераторъ. Опять телеграммы, опять командировки. Изъ Москвы приказъ: станцiю пустить подъ чью-то личную отвeтственность. Въ случаe невозможности -- перейти на керосиновое освeщенiе. Въ Москву телеграмма: "просимъ приказа о внeплановой и внeочередной отгрузкe керосина"...

Дeло о выeденномъ яйцe начинало прiобрeтать подлинно большевицкiй размахъ. {197}

СУДЬБЫ ЖИВОГО ИНВЕНТАРЯ

Съ передачей живого инвентаря Подпорожья дeло шло и труднeе, и хуже: Свирьлагъ не безъ нeкотораго основанiя исходилъ изъ того предположенiя, что если даже такое жулье, какъ ББК, не сумeло всучить этотъ живой инвентарь БАМу, то, значитъ, этотъ инвентарь дeйствительно никуда не годится: зачeмъ же Свирьлагу взваливать его себe на шею и подрывать свой "хозяйственный расчетъ". ББК, съ вороватой спeшкой и съ ясно выраженнымъ намeренiемъ оставить Свирьлагу одну слабосилку, перебрасывалъ на сeверъ тeхъ людей, которые не попали на БАМ "по соцiальнымъ признакамъ", т.е. относительно здоровыхъ. Свирьлагъ негодовалъ, слалъ въ Москву телеграммы и представителей, а пока что выставилъ свои посты въ уже принятой части Подпорожья. ББК же въ отместку поставило свои посты на остальной территорiи отдeленiя. Этотъ междувeдомственный мордобой выражался, въ частности, въ томъ, что свирьлаговскiе посты перехватывали и арестовывали ББКовскихъ лагерниковъ, а ББКовскiе -- свирьлаговскихъ. Въ виду того, что весь ВОХР былъ занять этимъ увлекательнымъ вeдомственнымъ спортомъ, ямы, въ которыхъ зимою были закопаны павшiя отъ вeточнаго корма и отъ другихъ соцiалистическихъ причинъ лошади, -- остались безъ охраны -- и это спасло много лагерниковъ отъ голодной смерти.

ББК считалъ, что онъ уже сдалъ "по описямъ" подпорожское отдeленiе. Свирьлагъ считалъ, что онъ его "по фактической наличности" еще не принялъ. Поэтому лагерниковъ норовили не кормить ни Свирьлагъ, ни ББК. Оба, ругаясь и скандаля, выдавали "авансы" то за счетъ другъ друга, то за счетъ ГУЛАГа. Случалось такъ, что на какомъ-нибудь засeданiи въ десять-одиннадцать часовъ вечера, послe того, какъ аргументы обeихъ сторонъ были исчерпаны, выяснялось, что на завтра двадцать тысячъ лагерниковъ кормить рeшительно нечeмъ. Тогда летeли радiо въ Медгору и въ Лодейное Поле (свирьлаговская столица), телеграммы-молнiи -- въ Москву, и черезъ день изъ Петрозаводска, изъ складовъ кооперацiи доставлялся хлeбъ. Но день или два лагерь ничего не eлъ, кромe дохлой конины, которую лагерники вырубали топорами и жарили на кострахъ. Для разбора всей этой канители изъ Москвы прибыла какая-то представительница ГУЛАГа, а изъ Медгоры, въ помощь нехитрой головe Видемана, прieхалъ Якименко.

Борисъ, который эти дни ходилъ, сжавши зубы и кулаки, пошелъ по старой памяти къ Якименкe -- нельзя же такъ, что-бъ ужъ совсeмъ людей не кормить. Якименко былъ очень любезенъ, сказалъ, что это маленькiе недостатки ликвидацiоннаго механизма и что наряды на отгрузку продовольствiя ГУЛАГомъ уже даны. Наряды, дeйствительно, были, но продовольствiи по нимъ не было. Начальники лагпунктовъ съ помощью своего ВОХРа грабили сельскiе кооперативы и склады какого-то "Сeвзаплeса". {198}

ПРОТОКОЛЫ ЗАСEДАНIЙ

Лагерь неистово голодалъ, и ликвидкомъ съ большевицкой настойчивостью засeдалъ, засeдалъ. Протоколы этихъ засeданiй вела Надежда Константиновна. Она была хорошей стенографисткой и добросовeстной, дотошной женщиной. Именно въ виду этого, рeчи тов. Видемана въ расшифрованномъ видe были рeшительно ни на что не похожи. Надежда Константиновна, сдерживая свое волненiе, несла ихъ на подпись Видеману, и изъ начальственнаго кабинета слышался густой басъ:

-- Ну, что это вы тутъ намазали? Ни черта подобнаго я не говорилъ! Чортъ знаетъ что такое!.. А еще стенографистка! Немедленно переправьте, какъ я говорилъ.

Н. К. возвращалась, переправляла, я переписывалъ, -- потомъ мнe все это надоeло, да и на засeданiя эти интересно было посмотрeть. Я предложилъ Надеждe Константиновнe:

-- Знаете, что? Давайте протоколы буду вести я, а вы за меня на машинкe стукайте.

-- Да вы вeдь стенографiи не знаете.

-- Не играетъ никакой роли. Полная гарантiя успeха. Не понравится -деньги обратно.

Для перваго случая Надежда Константиновна сказалась больной, и я скромно просунулся въ кабинетъ Видемана.

-- Товарищъ Заневская больна, просила меня замeнить ее... Если разрeшите...

-- А вы стенографiю хорошо знаете?

-- Да... У меня своя система.

-- Ну, смотрите...

На другое утро "стенограмма" была готова. Нечленораздeльный рыкъ товарища Видемана прiобрeлъ въ ней литературныя формы и кое-какой логическiй смыслъ. Кромe того, тамъ, гдe, по моему мнeнiю, въ рeчи товарища Видемана должны были фигурировать "интересы индустрiализацiи страны" -- фигурировали "интересы индустрiализацiи страны. Тамъ, гдe, по моему, долженъ былъ торчать "нашъ великiй вождь" -- торчалъ "нашъ великiй вождь"... Мало ли я такой ахинеи рецензировалъ на своемъ вeку...

Надежда Константиновна понесла на подпись протоколы моего производства, предварительно усумнившись въ томъ, что Видеманъ говорилъ дeйствительно то, что у меня было написано. Я разсeялъ сомнeнiя Надежды Константиновны. Видеманъ говорилъ что-то, только весьма отдаленно похожее на мою запись. Надежда Константиновна вздохнула и пошла. Слышу видемановскiй басъ:

-- Вотъ это я понимаю -- это протоколъ... А то вы, товарищъ Заневская, понавыдумываете, что ни уха, ни рыла не разберешь.

Въ своихъ протоколахъ я, конечно, блюлъ и нeкоторые вeдомственные интересы, т.е. интересы ББК: на чьемъ возу eдешь... Поэтому передъ тeмъ, какъ подписывать мои литературно-протокольныя измышленiя, свирьлаговцы часто обнаруживали нeкоторые признаки сомнeнiя, и тогда гудeлъ Видемановскiй басъ: