Казимир Дзевановский - Архангелы и шакалы

Михаловский понимал: или ему удастся завязать как можно больше знакомств в мире науки и впитать в себя как можно больше знаний, или придется вернуться на родину, причем не известно еще, сможет ли он вообще работать там по своей специальности. Это была борьба за выигрыш во времени, а заодно и за то, чтобы удержаться на поверхности, получить возможность посвятить себя работе, которая полностью захватила его. Михаловский отправляется в Рим, где приступает к занятиям в римской «Эколь франсэз» – известном археологическом центре. Одновременно хлопочет о приеме в «Эколь франсэз» в Афинах. Прием в это учебное заведение равноценен посвящению в рыцарское звание, но иностранцу было трудно попасть туда, особенно гражданину страны, которая не имела никаких традиций в области классической археологии. Но в конце концов Михаловскому это удается. Он впервые получает возможность принять участие в раскопках. Работает на острове Делос, затем – на острове Фасос, а впоследствии – в Дельфах. Он публикует в это время работу на тему о греческих портретах, которая по сей день цитируется специалистами, а затем – книгу под заглавием «Дельфы», которая дважды переиздавалась после войны.

Он писал в ней: «Язык руин всегда красноречив, но его трудно понять. Глядя на руины, мы поддаемся неотразимым чарам, расточаемым древностями, покрытыми пылью веков и овеянными обаянием легенд, и все это на фоне пейзажа, которому они придают своеобразный колорит. Однако нам нелегко в такой момент отделить субъективные психические ассоциации от совокупности голых фактов. Руины воздействуют на нас прежде всего своей романтикой».

Казимеж Михаловский, да и никто другой в Польше не мог тогда предполагать, что вскоре нам суждено было очутиться среди руин, лишенных как очарования, так и романтики.

В 1929 году Михаловский приезжает на три месяца во Львов и защищает диссертацию на звание доцента. В следующем году он получает кафедру археологии в Варшавском университете. Ему было в то время всего 29 лет.

Михаловский снова откладывает деньги на путешествия, на этот раз уже из профессорского жалованья. В 1934 году он впервые направляется в Египет, где работает на раскопках в Дейр-Медине в качестве члена французской экспедиции. Но уже в 1936 году удается организовать совместную польско-французскую экспедицию. Раскопки ведутся в Эдфу, в Центральном Египте. Через год Михаловский стал руководителем работ в Эдфу. В Варшаву начали прибывать ящики с памятниками древности, полученными за участие в раскопках. Они стали основой для созданного в Национальном музее отдела древнего искусства, что всегда было одной из заветных целей Михаловского.

В августе 1939 года Михаловский был призван в армию. Последние дни перед началом войны обернулись для него драматически. В Берлине проходил тогда IV Международный археологический конгресс. Профессор получил увольнительную из полка и отправился туда. В Берлине царила ужасная атмосфера, профессор столкнулся с открытыми угрозами. Однако прощание с представителями подлинной немецкой науки было волнующим. Старые немцы всплакнули, когда вечером 26 августа Михаловский уезжал из Берлина, возвращаясь в Польшу, в свой полк.

Он участвовал затем в сентябрьских боях и попал в плен. Находясь в лагере, преподавал археологию в лагерном университете. В феврале 1945 года вернулся в Варшаву и вновь оказался среди руин, но уже совсем других!

«Когда на следующий день после возвращения, – рассказывал он, – я направился на Старе Място [51] Старе Място – старейшая часть Варшавы с архитектурными памятниками XVI-XVIII веков, разрушенная во время Второй Мировой войны, а затем восстановленная. – Прим. пер. , меня стала неотступно преследовать мысль, что мне удалось разгадать тайну надписей, найденных в Помпеях, но сделанных уже после гибели города. В Варшаве также были подобные надписи: „Мы в Милянувке [52] Милянувек – дачная местность близ Варшавы. – Прим. пер. – Ковальские“. Но Помпеи больше не возродились. В тот момент я не предполагал, что Варшава сумеет возродиться».

Тем не менее Михаловский принимал участие в восстановлении университета. А когда друзья из Сорбонны предложили ему поехать работать в Париж, а также выехать на раскопки, он отказался. В Польше в ближайшие годы не могло быть и речи о таких выездах. Город и его университет восставали из руин, но с научной точки зрения эти годы были потеряны для Михаловского. Лишь в 1956 году он получил приглашение от директора Эрмитажа в Ленинграде принять участие в совместных советско-польских раскопках в Крыму. Весь сезон велись работы на территории бывшей греческой колонии Мирмекея, где были сделаны ценные открытия. В этом же году Михаловский вернулся после семнадцатилетнего перерыва в Египет.

Что означал для него этот семнадцатилетний перерыв в научной работе? Трудно ответить на такой вопрос, но можно с уверенностью сказать одно: это была подлинная катастрофа. Другой человек, возможно, махнул бы на все рукой, отказался бы от чаяний молодости и удовлетворился положением, которого достиг на родине. Ведь Михаловский как-никак профессор и руководитель Центра средиземноморской археологии Варшавского университета, член президиума Польской академии наук и заместитель директора Национального музея. Но всего этого Михаловскому было недостаточно. Он стремился участвовать в раскопках, проводить ночи в палатках, а днем, в пыли, вздымаемой босыми ногами рабочих-арабов, совершать открытия, публиковать свои работы и поражать мир разгадкой волнующих тайн, скрытых в песках.

Высокий, худощавый, с фигурой спортсмена, с выправкой военного, брызжущий энергией, Михаловский ни минуты не раздумывал, когда вновь пришлось сменить свой комфортабельный кабинет в университете или музее на простой камень, на котором он сидит теперь в Фарасе, диктуя описание открытого им древнего собора. С 1956 года он не пропустил ни одного сезона раскопок. Михаловский руководит работами в Телль-Атрибе в Дельте, в Александрии, а также в Пальмире (Сирия) – в этом единственном в своем роде мертвом городе, забытом среди песков пустыни. Михаловский сплачивает вокруг себя группу молодых сотрудников, и они совместно добиваются все больших успехов. Он публикует много работ и становится общепризнанным авторитетом в области археологии Средиземноморья. В момент, когда ЮНЕСКО обратилась с Международным призывом, польская археология и египтология имели хорошую репутацию. Уже возник к тому времени Польский центр средиземноморской археологии в Каире. Мерилом его достижений может служить хотя бы то, что Польша пользовалась приоритетом при выборе места в Судане. Место было выбрано удачно...