Вера Ковалевская - Конь и всадник (пути и судьбы)

По мнению И. М. Дьяконова, это единообразное и дорогое наступательное и оборонительное оружие свидетельствует в пользу того, что на стеле изображено дружинное войско Лагаша, составлявшее примерно пять-шесть тысяч человек на стотысячное население страны [66].

Начиная с рубежа III-II тысячелетий до н. э. лошади все более уверенно занимают место среди других верховых и упряжных животных, хотя, как известно, они не упомянуты ни в одном из 282 пунктов законов Хаммурапи (XVIII в. до н. э.) [19, 197-217]. Недавно Е. Гордон [193], используя свидетельства шумерских басен, найденных в Ниппуре и Уре и датирующихся примерно 2000 г. до н. э., привел новые неизвестные данные. Речь идет о коне, сбросившем всадника, о тяжелой работе лошади и, в одном случае, о муле. Как и в более позднее время, говорится об опасности верховой езды и предпочтении, которое следует отдавать мулам, а также передвижению на колеснице. К этому же времени относится гимн, посвященный героическим подвигам Шульги, второго царя III династии Ура, обожествленного при жизни [66, 266]:

Шульги, возведший укрепления для защиты от гутиев, реорганизовал войско, вновь введя в него копейщиков «из граждан Ура». В качестве одного из самых героических своих деяний Шульги описывает путешествие из Ниппура в Ур, когда в бурю и непогоду за день он покрыл расстояние 120 или 140 км («Покрыл я отрезок дороги в пятнадцать двойных часов. Мои героические мужи изумились по этому поводу. В один день праздновал я в Уре и Нибуре с Уту, юношей, моим братом и другом. Пил я во дворце, основанном Анном, опьяняющее питье» [202, 12].

Такой путь и для современных лошадей дело не простое. Для времени Хаммурапи число свидетельств о лошадях возрастает. От его наследника, Самсуилуна дошло до нас следующее письмо: «Возьми на корм лошадям один гур зерна, чтобы у лошадей было что есть, чтобы они не голодали» [202, 14]. К этому же времени относится письмо из Мари принцу Каркемыша о желании марийского царя получить коней. Они были посланы ему из Харсимны, находившейся недалеко от Хаттушаша.

И. Потрац приводит два фрагмента надписей с упоминанием наиболее раннего примера верховой езды В одном из них всего лишь одна фраза: «выезжает он на лошади» [220, 22], в другом — более пространный отрывок: «И он [царь] садится на лошадь и отправляется вверх к реке бога Анциля, в воротах дома он спускается, [сходит с коня] и входит в дом» [220, 22-23].

Позже хеттский царь Хаттусили даже пишет Кадашман-Энлилю II Вавилонскому: «В стране брата моего лошадей больше, чем соломы». А. Камменхюбер приводит также сведения из марийских документов об использовании коней знатью; о стойлах (при раскопках Мегиддо в Сирии открыты остатки каменных, отлично оборудованных конюшен); о карих и белых лошадях о недовольстве Ишхиадата переплатой за двух лошадей; о нападении грабителей на охрану каравана, в котором был конь и десять ослов [202, 14]. Поэтичное описание колесницы встречается и в эпосе о Гильгамеше: «Заложу тебе колесницу, в нее ты запряжешь коней огромных, все падут перед тобой цари, князья и владыки, будет мул выступать под ношей тяжелой, будет конь твой могучий стремить колесницу и гордиться что равных себе не знает» [141, I, 127].

В переписке царей, будь то письмо царя Кипра фараону Аменхотепу на рубеже XV и XIV вв. до н. э. или касситского правителя Вавилона Бурнабуриаша знаменитому фараону-еретику Эхнатону (XIV в. до н. э.), мирные фразы всегда канонические: «Я благополучен, да будет благоденствие тебе, твоим женам, твоим друзьям, твоей стране, твоим вельможам, твоим коням, твоим колесницам » (курсив мой. — В. К. ) [5, 44].

Каковы же наши сведения о древних колесницах? Гимн Шульги, — собственно, единственное свидетельство применения колесниц на рубеже III и II тысячелетий до н. э. Действительно, в тяжелой повозке пройти такое расстояние, какое проехал Шульги, как будто бы не представляется возможным. Однако широкое применение колесниц в Передней Азии, безусловно, относится к тому времени, когда здесь уже появились индоевропейцы. В Шумере тяжелые повозки выполняли ту же роль, что и более поздние боевые колесницы, то есть представляли собой двигающиеся платформы для стрельбы, причем они должны были быть хорошо управляемыми, устойчивыми, быстрыми и маневренными. В то же время удовлетворять всем этим условиям если не невозможно, то очень трудно. Маневренная, хорошо управляемая и быстрая колесница должна быть небольшого размера, легкой, запряженной конями, тяжелая же на низком ходу повозка — устойчивой, запряженной эквидами. Не следует забывать, что ослы были крупнее современных, а лошади намного мельче, поэтому и различия между ними не казались так велики. В XX-XIX веках до нашей эры колесниц в Египте не было, они появились позднее, только с приходом гиксосов.

Сохранились бронзовые удила того периода, когда псалии представляли собой диск с внутренними шипами по окружности, близкие тем, что встречались в европейских степях от Урала до Дуная (правда, здесь они сделаны из кости) [48; 49; 104; 105; 209]. Благодаря строгому управлению колесница, видимо, была маневренной.

Хотя не хеттами была впервые приручена и выезжена лошадь, а также изобретена боевая колесница, но именно они поняли, как страшны для пехоты врага эти ржущие, неукротимые и незнакомые до сих пор звери, которые в сочетании с блестящими доспехами оружием, военной музыкой и криками наездников вносят смятение и ужас в ряды противника. В недавнее время раскопки Л. И. Ашихминой и В. Ф. Генинга в Южном Зауралье на р. Синташта дали интереснейшие и сенсационные материалы для решения вопросов происхождения колесниц [48; 49]. В богатых курганах XVI-XIV вв. до н. э., а возможно, и раньше были найдены легкие боевые колесницы с деревянными колесами (диаметром 0,90-1,00 м, имеющими по 12 спиц), находящимися на расстоянии 120 см друг от друга. Колесницы поставили в погребальные камеры (в пяти курганах), для колес вырыли узкие канавки глубиной 0,30-0,40 см (до оси).

Наряду с этим над деревянными перекрытиями камер в некоторых курганах производились захоронения от двух до семи коней, найдены костяные дисковидные псалии с шипами (15 экз.) и два жертвенных комплекса (тризны), из которых один особенно интересен. «По линии север-юг были уложены в два ряда мордами друг к другу четыре бычьих головы и шесть лошадей (точнее, конских голов. — В. К. ), а с южного конца еще две головы барана. Здесь же вверх дном стоял большой сосуд. В средней части находились многочисленные кости ног всех этих животных» [49; 146]. Возможно, именно это европеоидное население скотоводов и земледельцев, в своеобразной культуре которого проявляются черты абашевской, алакульской и срубной, можно связывать с передвижением индоиранских племен, направляющихся из евразийских степей на Ближний Восток.