Ф. Дикин - Дело Рихарда Зорге

Лишь сам Зорге и Клаузен, завербованные непосредственно 4-м Управлением в Германии, знали свое начальство. Мияги действовал в японской секции Американской коммунистической партии, и назначение на «краткую миссию» в Японию состоялось через неустановленного агента Коминтерна. Он порвал все связи с американской партией и имел четкие инструкции, предписывающие не поддерживать никаких контактов с японскими товарищами в Токио.

Сначала Мияги считал, что они с Зорге — единственные члены группы, но время шло, и вскоре он познакомился с Вукеличем, Одзаки и Клаузеном, которых представили ему как членов группы.

Вукелич, как и Мияги, был уверен, что его завербовали в Париже в организацию, непосредственно подчинявшуюся Коминтерну и не имевшую никаких связей с национальными коммунистическими партиями. «Зорге никогда не говорил об истинном характере нашей организации».

У Одзаки сложилось куда более определенное впечатление о работе группы. Он уже узнал от Агнес Смедли в Шанхае, что в советских службах в Москве его зарегистрировали под кодовым именем «Отто» и что он работал на одну из секций Коминтерна.

По причинам практического характера, а именно: безопасности организации, Зорге ограничил контакты между ее членами. Клаузен как радист и казначей знал, по крайней мере, псевдонимы и кодовые имена каждого члена, но даже ему не было известно настоящее имя Одзаки до последних дней существования группы, а имя Мияги он узнал только после его ареста. Одзаки лишь однажды встречался с Клаузеном и не знал его имени. Он также никогда не встречался с Вукеличем.

Встречи Зорге с помощниками всегда были тщательно спланированы. Лишь он один поддерживал непосредственную связь с каждым из основных членов группы. Когда дело касалось Клаузена — трудностей было не так много: оба они были членами Немецкого клуба в Токио и не было ничего странного во встречах соотечественников. Самые важные встречи происходили в доме у Зорге, и единственным опасным моментом была передача документальных материалов, а также возможность рутинной бюрократической проверки, которую могла предпринять японская полиция в отношении машины Клаузена. Клаузен хорошо натренировался в использовании разных маршрутов при поездках к дому Зорге. Был у них и условный знак, наличие которого на доме Зорге говорило о присутствии там женщины. Как сказал однажды Клаузену сам Зорге, «когда у меня над дверью горит лампа, пожалуйста, не входите ко мне, потому что это означает, что у меня посетитель».

В основном все встречи назначались заранее и часто по телефону.

Зорге и Вукелич были коллегами — оба иностранные журналисты, и они часто, не таясь, встречались в доме последнего до его развода с Эдит. Да и, похоже, не было особого смысла в неукоснительном соблюдении правил безопасности в обычных контактах трех европейцев — членов группы. Как писал Зорге, «строгая приверженность этому теоретическому принципу была затруднительной и представляла собой пустую трату времени».

Встречи между европейскими и японскими агентами представляли собой куда более серьезный риск просто потому, что у полиции была привычка не поощрять общение между иностранцами и местным населением.

Зорге предусмотрительно держал, насколько это было возможно, контакты с Одзаки и Мияги в собственных руках и тщательно обговаривал встречи, которые происходили обычно в токийских ресторанах, причем места встреч часто менялись, «но со временем найти подходящее место становилось все труднее».

Зорге и Одзаки регулярно встречались раз в месяц, однако в связи с ростом объема работы под влиянием международных событий они были вынуждены встречаться чаще. После нападения Германии на Россию они стали встречаться по понедельникам. Обычно Одзаки заказывал столик на свое собственное имя, а иногда они встречались в ресторане «Азия», расположенном в здании ЮМЖД, где у Одзаки был собственный кабинет.

После начала войны в Европе группа решила, что из-за усиления слежки за иностранцами в Токио самое безопасное было бы встречаться в доме Зорге. И хотя дом этот располагался по соседству с полицейским участком и явно находился под постоянным наблюдением для Одзаки, как ведущего газетчика, не было ничего неестественного во встречах с известным немецким коллегой, и риск оказаться подслушанными в частном доме был намного меньше, нежели в японском ресторане.

Одзаки и Мияги продолжали часто встречаться в ресторанах и со временем придумали «крышу», которая дала возможность Мияги посещать дом Одзаки: художник стал давать уроки рисования дочери Одзаки.

На протяжении всех девяти лет деятельности группы — за исключением, возможно, последних месяцев — нет данных о том, что передвижения ее главных членов и их встречи были предметом какого-либо специального наблюдения или подозрения со стороны японской полиции.

Главной и постоянной опасностью, висевшей над ежедневной деятельностью каждого члена группы, была опасность обнаружения компрометирующего материала в результате случайной или обычной проверки в машине или на дому одного из членов группы.

И Клаузен, вероятно, был здесь самым уязвимым. Во время своих частых поездок на машине ему приходилось возить с собой передатчик в большой черной сумке в различные частные дома, откуда он вел передачи. У него было несколько опасных эпизодов.

Один такой эпизод произошел осенью 1937 года.

«Я, как обычно, взял такси по соседству, чтобы отправиться на радиосеанс с Москвой и, прибыв к дому Вукелича где-то около двух или трех часов дня, обнаружил, что исчез большой черный бумажник, который я положил в левый карман брюк. Я пулей вылетел обратно на улицу, однако такси уже исчезло, в бумажнике находились 230 иен в японской валюте, мое водительское удостоверение с фотографией, а также написанный Зорге по-английски финансовый отчет, который мы должны были отправить в Москву. Его нужно было сфотографировать в доме Вукелича. Все остальные зашифрованные сообщения, к счастью, были тщательно упрятаны в моей старой черной сумке. Я, должно быть, забыл свой бумажник в машине, поскольку был уверен, что доставал и открывал его. Конечно, я не помнил номера этой машины. Я не знал, что мне делать, и потому сказал Вукели-чу, что потерял бумажник и большую сумму денег и попросил совета. Он был болтливый по натуре, и я боялся, что он расскажет Зорге о финансовом отчете, а потому и не сказал ему о нем. На следующий день я набрался дерзости и сообщил о моей пропаже в департамент потерь и находок при городской полиции. Я сказал, что потерял некоторую сумму в японской валюте, мои водительские права и пачку бумаг, написанных по-английски. Бумажник так никогда и не нашли, и в течение нескольких дней я пребывал в состоянии постоянного беспокойства».