А Соловьев - Сан Мариона

Уже стемнело. Ярко пылал огонь в летнем очаге. Возле него хлопотала мать в длинном широком платье, какие носят замужние албанки, в белом, сползшем на плечи платке. Придерживая одной рукой платок, она длинной деревянной ложкой помешивала в закопченном горшке. Лицо матери ярко озарялось пламенем, казалось румяным, молодым, между нижними ветвями и крышей дома виднелась полоска тускнеющего неба, и там сейчас ярко горела большая зеленая звезда. Листва, освещенная снизу пламенем, казалась такой же черной, как выбившиеся из-под платка волосы матери.

Отец был не один. Он и высокий голубоглазый славянин Микаэль сидели на теплых, нагретых за день камнях у очага и неторопливо беседовали. Широкое лицо отца было задумчиво и хмуро.

Геро положил на лавочку возле матери лепешки, сыр, мимоходом прижался к ее теплой руке, снял с себя лук, колчан со стрелами, кинжал, которые всегда носил, выходя за город, и, торопливо подбежав к сидящим мужчинам, прижав руки к груди, степенно поклонился, потом, все-таки не выдержав, бросился к отцу, обнял его, потом любимого домисто Микаэля, прокричал:

- Как хорошо, что ты пришел, домисто! У меня к тебе накопилось много вопросов.

Взрослые заулыбались, понимающе переглядываясь.

- Остер ли твой кинжал, Геро? - спросил Микаэль, ласково поглаживая мальчика по широкому крепкому плечу. Неделю назад он подарил Геро кинжал.

- О! Такой острый, что я за один взмах могу перерубить ствол дерева в руку толщиной! - воскликнул мальчик и, сверкнув глазами, взмахнул правой рукой, показывая, как он перерубает ствол. - Я уже пробовал! И он даже не затупился.

- А сколько будет, если к четырем прибавить пять? - быстро спросил Микаэль, лукаво улыбнувшись в бороду.

- Девять, - без промедления ответил мальчик, включаясь в игру.

- А от шести отнять восемь?

- Как можно от меньшего отнять большее? Домисто Микаэль, а почему звезды не падают на землю? Кто их подвесил? А кто каждую ночь зажигает их там, в небе? - торопливо задал Геро с недавнего времени мучившие его вопросы.

Микаэль несколько растерянно глянул на Мариона, словно спрашивая, что с его сыном, но тотчас улыбнулся, погруженный в свои мысли.

- Может быть, я в детстве тоже задавал подобные вопросы, но на счастье или на беду, я не помню, чтобы кто-нибудь смог на них ответить, медленно проговорил Микаэль. - Ты спрашиваешь о том, чего я не знаю. - Он грустно покачал головой и добавил: - Ну вот, ты уже вырос, мальчик, вырос настолько, что задаешь вопросы, на которые я не знаю ответа, и мне грустно сознавать, сколь скудны мои знания...

- Как ты можешь говорить такое! Ведь ты лучший оружейник в городе! горячо возразил Геро.

Давно, может, двадцать лет назад, по настойчивой просьбе филаншаха, купцы привезли в Дербент оружейника, знающего секреты изготовления стальных панцирей и кольчуг. Они сказали, что выкупили кольчужника у тудуна Семендера за огромные деньги, а хазарский тудун приобрел этого человека у алан - жителей Кавказских предгорий. Этим оружейником и был Микаэль. Теперь в Дербенте у него было много учеников, и в нижнем городе его уважительно звали Уста-барх, что означает - первый мастер. Жил Микаэль одиноко, в пристройке возле мастерской, давно забыл свои обычаи, принял христианство, а по языку и одежде казался настоящим албаном.

- Какой бы я ни был оружейник, но знания мои скудны, да... Но я часто слыхал, что жили когда-то в древности мудрецы, их звали философами, которые, пожалуй, смогли бы тебе объяснить многое...

- И почему луна светит только ночью? И почему она то огромная, то маленькая, то красно-желтая, то словно из серебра? И почему иногда начинают трястись горы? И живут ли в море морские люди? - глаза мальчика возбужденно блестели, он нетерпеливо затеребил Микаэля за рукав.

Вдруг кто-то сверху схватил юношу за прядь волос. Геро поднял голову. Вверху раздвинулась густая листва, и в просвете появилось смеющееся лицо Витилии, она показала брату язык и, посмеиваясь, сказала:

- А я знаю, почему луна сначала большая, а потом становится меньше и не такой круглой... Потому что она сладкая, как дыня! И верхние жители откусывают от нее по кусочку! А потом она прячется и снова растет... Поймай меня, Геро!

- Подожди, не мешай... - мальчик отвернулся от нее и вновь спросил: А почему, домисто Микаэль, вы себя называете то славянином, то росичем?

- Потому что племя наше славянское, а жили мы на реке Рось и, чтобы отличаться от других племен, называли себя росичами, что значит с Роси, объяснил Микаэль.

- Домисто Микаэль, а ты можешь меня выучить, как из разных знаков, которые пишут палочкой на выделанной коже или на глине, складывать слова? Я видел, так делал мальчик в верхнем городе, он объяснил мне, что складывать из знаков слова называется чи-та-ть, а изображать знаки пи-са-ть...

Задумавшийся было Марион, услышав просьбу сына, поднял голову и неожиданно сурово сказал:

- Послушай, Геро, ты сын воина и сам будущий воин. Тебе не нужно знать того, что знают мальчики из верхнего города. Жизнь слишком тяжела для простых людей, и тебе нужно знать лишь то, что тебя будет кормить. Ты понял? Сейчас поужинай, и мы займемся с тобой делом.

Сникший было мальчик, услышав последние слова отца, обрадованно сверкнул глазами. Заняться делом означало, что отец после ужина будет показывать ему приемы рукопашного боя. Он вприпрыжку побежал в дом, но Витилия уже опередила его и появилась в дверях, прижимая к себе обеими руками бронзовый щит отца.

- Меч я не могла вытащить из ножен, он слишком длинный и тяжелый, объявила она, отдувая упавший на глаза кудрявый локон, и, приблизив губы к уху брата, шепотом сказала:

- Геро, отец хочет нас увезти в горы. Он ждет, когда в городе появятся сородичи. Правда, хорошо? Ну, неси скорее меч!

Внутри дома было две комнаты, разделенные плетенной из прутьев и обмазанной глиной перегородкой. Двери в перегородке не было, проем входа занавешивался пологом. В первой, большой комнате жили мать, отец и Геро, во второй спала Витилия и хранился сундук с приданым сестры и зерно в потайной яме.

В большой комнате, потрескивая и чадя, горел светильник, подвешенный на стене, тускло освещая зимний очаг - обложенное камнями небольшое углубление с нависшим над ним вытяжным дымоходом, напоминающем закопченный кузнечный мех, сужающимся концом уходящий в отверстие в потолке. Дымоход был изготовлен из ивовых прутьев, обмазанных глиной. Слева из полутьмы выступали огромные, почти в рост мальчика глиняные кувшины. В них держали зерно и воду. Рядом, на крепком деревянном табурете виднелись два каменных круга в локоть шириной, один с отверстием посредине и широким округлым желобком, другой - с двумя каменными пальцами на противоположных сторонах круга. Сложенные один на другой, они образуют зернотерку, на которой мать Геро мелет муку. Обычно в зимнее время возле очага стояла широкая лавка, на которой громоздились малые кувшинчики, глиняные чашки, горшки для варки мяса и похлебки. Сейчас эта лавка вынесена во двор. Возле дальней от входа стены - крепко сколоченный дощатый помост, прикрытый бараньими мягкими шкурами. Слева от помоста, на обмазанной глиной стене, висит оружие отца: кольчуга с короткими рукавами, изготовленная Микаэлем из множества мелких вороненых колец, лук в кожаном налучье, со спущенной тетивой и меч в ножнах. Марион иногда доверяет сыну точить свой громадный меч на точильном камне, и хотя Геро для своего возраста весьма росл и силен, мечом он может взмахнуть, лишь держа его обеими руками, да и то с трудом. Впрочем, и не каждому мужчине он под силу.