Милла Коскинен - О прекрасных дамах и благородных рыцарях

Да, средневековая церковь знала о сексуальности все и принимала ее как факт, особо не вмешиваясь в интимную жизнь своей паствы, если только какая-то конкретная ситуация того не требовала. Духовные пастыри не имели ни малейшего заблуждения относительно телесных потребностей прихожан, стараясь, по мере сил, заботиться о том, чтобы потребности духовные от них, как минимум, не отставали. Собственно, в «должностных инструкциях» пастырям подчеркивалось, что они во время доверительных бесед должны наставлять семейных прихожан любить друг друга, исполнять супружеский долг, относиться друг к другу с уважением и быть верными друг другу. Томас Чобемский, теолог второй половины двенадцатого века, писал: «в замужестве мужчина отдает свое тело женщине, а она ему – свое. Кроме души, ничто не может быть более драгоценно под этим небом».

Но, пожалуй, ничто не говорит более красноречиво о понимании средневековой английской церковью реалий семейной жизни, чем то, что контрацепция отнюдь не была табу. Священники прекрасно знали о зельях, провоцирующих выкидыши, но, поскольку церковь верила в то, что сознание появляется чуть ли не с момента зачатия, они предпочитали наставлять паству пользоваться контрацептивными методами, однако чрезвычайно горячо порицали, что «некоторые мужья злоумышленно используют своих жен в места, для того не предназначенные».

Это толерантное отношение к реалиям постепенно изменится, и уже в начале пятнадцатого века священникам рекомендовалось объявлять, что «каждый, кто регулярно и сознательно изливает свое семя не в жену, совершает серьезный грех». Хотя, в принципе, грех грехом, но конкретные обстоятельства принимались во внимание. Рассуждениям на тему еще в двенадцатом-тринадцатом веке придавалась форма, которую нашел бы знакомой любой современный нам студент: case study. Не готовое решение, заметьте. Одна из таких задач предлагает подумать над следующей ситуацией. Что делать, если к священнику обращается молодая женщина, обладающая повышенной фертильностью, которой врачи сообщили, что следующие роды ее убьют. Супруг женщины требует секса, но она знает, что если пойдет ему навстречу, то непременно забеременеет, а если забеременеет, то непременно умрет. Может ли священник порекомендовать паре, чтобы муж пользовался контрацептами, или должен отмахнуться словами о Божьей воле? Мнение составителя задания ясно, потому что для сравнения он предлагает пример женщины, не желающей зачатия из страха родовых болей. Но какое же наказание предполагала церковь тем, кто составлял отвары, вызывающие бесплодие или выкидыш? Покаяние, назначаемое епископом, – с последующим отпущением греха.

Разумеется, к услугам женщины набожной, обладающей сильной волей и отличными связями, был еще один способ предотвращения бесконечной череды беременностей и родов, который никто не смог бы назвать грешным и который был практически неподсуден даже духовной власти. Именно к нему прибегла Биргитта Шведская, родив восемь детей. Эта жившая в начале четырнадцатого века дама смогла заинтересовать своего супруга духовностью до такой степени, что он радостно примкнул к ее решению отказаться от плотских радостей, а после очередного паломничества благородно умер. Но Биргитта была гениальным политиком, обладающим способностью влиять на людей и словом, и делом. Если ей не могли противостоять короли и папы, то какие шансы были у мужа? Биргитта была космополиткой, но вот Маргарет Бьюфорт – абсолютной англичанкой, которая если и слышала о Биргитте, то вряд ли сильно ею интересовалась. Однако Маргарет своим умом дошла до повторения шаблона: ее брак с Томасом Стэнли был так называемым целомудренным браком, в котором супруги считались мужем и женой без плотской составляющей супружеской жизни. Потому что ко времени замужества со Стэнли леди Маргарет гораздо больше интересовала серьезная политика, нежели тихие семейные радости.

К интимной стороне жизни аристократических семей вплотную примыкает еще одна тема: тема наложниц / любовниц / конкубин – у этой категории женщин много названий.

В книге «The royal bastards of medieval England» Крис Гивен-Вильсон и Алис Кертис приводят буквально сногсшибательную статистику. Между 1066 и 1485 годами Англией правили восемнадцать королей, пятеро из которых (Эдвард II, Ричард II, Генрих VI, Эдвард V и Ричард III) были лишены короны и/или убиты. Замечу только, что Эдвард V никогда не был коронован, так что королем его считать как-то затруднительно, но Тюдорам было необходимо в интересах своей политики посчитать сына Эдварда IV королем, и получилось то, что получилось. Семеро из королей (Вильгельм I, Вильгельм II, Генри I, Генри II, Ричард I, Генри III и Эдуард IV) оказались вынужденными воевать против своих сыновей, братьев или жен. Трое (Стивен Блуасский, Джон и Генри IV) остались в истории узурпаторами, занявшими не предназначенное им место, хотя это мнение весьма спорно. Всего три короля из восемнадцати (Эдвард I, Эдвард III и Генри V) жили в ладу с семьей и родственниками.

Очень часто причиной конфликта был конфликт сильных личностей, но основной причиной враждебности, раздирающей королевские семьи, была неясность с престолонаследием. В самом деле, ведь за период с 1066 по 1216 год английский трон перешел от отца к старшему сыну только один раз: от Генри II к Ричарду I. Дважды старших сыновей обошли совершенно сознательно: Вильгельм Завоеватель разделил свои владения между тремя сыновьями, и Англия досталась второму сыну. Стивен Блуасский был вынужден лишить права престолонаследия обоих своих сыновей в 1153 году. Дважды вопрос престолонаследия решили бароны – выбрав Стивена вместо Матильды, хотя трижды (!) клялись ее отцу уважить его волю и выбрать королевой ее, и предпочтя Джона Артуру Бретонскому.

После этого следующие 200 лет передача власти проходила более или менее спокойно, пока Генри IV не узурпировал власть бездетного Ричарда II. Что уж говорить о Войне Роз и той неразберихе с престолонаследием, которая за войной последовала. Ситуация почти всегда усложнялась еще и изрядным количеством бастардов в королевских семействах. Не секрет, что учения церкви о святости брачных уз оставались без должного внимания у тех, кто женился не по любви, а по политическим или экономическим причинам. Опять же, власть притягивает, и неудивительно, что вокруг королей всегда роилось достаточно красивых, ярких, интересных женщин, чтобы короли время от времени отвлекались от жен, которых, обычно, если и не любили, то хотя бы уважали.

К первой категории королевских бастардов относились дети от случайных связей. Стивен Блуасский признал одного сына-бастарда, Жервайса (Джарвиса), от некой норманнской Даметы. Жервайс стал аббатом в Вестминстере. Ричард I признал своего бастарда Филиппа, но неизвестно, кто был матерью Филиппа. С Эдвардом I ситуация несколько туманна: Джон де Ботетаут мог быть его бастардом, но доказательства этому хлипкие. Эдвард II имел внебрачного сына Адама, хотя о матери снова ничего не известно. Ричард III признал двоих бастардов, нажитых до брака. Джон стал капитаном Кале, а Катерина вышла замуж за графа Хантингтона. Личность матерей или матери неизвестна. Вторая группа бастардов английских королей происходили от связей, которые длились достаточно долго. Генри I, Генри II, Джон, Эдвард III и Эдвард IV имели, общим счетом, 36 признанных бастардов. У одного Генри I их было совершенно точно 20 и почти точно еще 3, хотя его семейная жизнь была вполне ладной и счастливой – но вот с официальными женами дети получались как-то плохо (двое точно от первой жены, возможно – трое, и бездетный второй брак). Самое странное, что и бесплодная с Генри I Аделиза, вторая жена, в своем втором замужестве имела семерых детей.