Анатолий Чайковский - Война или военная преступность. Сборник публикаций

В процессе работы я публиковал отрывки из своего исследования и вскоре стал объектом критики и даже шельмования. Обескураженный, я вновь и вновь возвращался все к той же основной идее: правда представляет ценность сама по себе. Независимо от того, во что мы хотели бы верить в отношении того или иного предмета, мы обязаны раскрывать правду. Я мог бы сформулировать этот пункт и по-другому. Возможно, следуя Пьеру Нора и Тони Джадту, я мог бы написать о том, как история оказывается важным «противоядием» для памяти. Но я буду придерживаться идеи стремления к правде. В ходе всех дискуссий, в которых я участвовал, я не переставал удивляться тому, как мало людей в этом заинтересованы. Мои аргументы отвергаются с ходу, без серьезного и честного оспаривания их самих или источников, на которые они опираются. И в спорах мои оппоненты, как мне кажется, стремятся скорее защитить определенную позицию, нежели выяснить, что происходило на самом деле, как это должны были бы делать историки. Когда в 2008 г. я всерьез занялся этим проектом, я даже и понятия не имел о действиях боевиков ОУН летом 1941 г.; я сомневался в том, что УПА убивала евреев, или думал, что она делала это лишь в исключительных случаях [7] См. для сравнения мою более раннюю заметку Ukrainian Collaboration in the Extermination of the Jews during the Second World War: Sorting out the Long-Term and Conjunctural Factors, опубликованную в: The Fate of the European jews, 1939–1945: Continuity or Contingency / eel. By J. Frankel. N. Y., Oxford: Oxford Univ. Press, 1997; Studies in Contemporary’ Jewry. Vol. 13. 1997. P. 70—189. . Делая свои открытия, я испытывал весьма противоречивые чувства. Конечно, с одной стороны, мне не нравилось то, что я узнавал. С другой стороны, я испытывал удовлетворение, которое испытывает профессиональный историк при решении сложной проблемы.

Но на самом деле мой интерес к исследованиям того, что происходило в действительности, был спровоцирован моей перепиской с моим дорогим другом, уже покойным Янушем Радзейовским [8] В отношении Радзейовского см.: Himka J.-P, ln Memoriam: Janusz Radziejowski (1925–2002) // Krytyka. Vol. 6. № 11 (61). Nov. 2002. P. 31. . В 1988 г. у нас был заочный спор по поводу УПА. В то время мой исследовательский интерес был сосредоточен на XIX в., а в отношении XX в. я просто принимал основные взгляды, преобладающие в моей среде. Тогда этой средой были украинско-канадские антисоветские левые, связанные с журналом Dialob (его девиз — «За социализм и демократию в независимой Украине»). Наша позиция состояла в том, что УПА начинала как узконационалистическая сила, но в результате контактов с украинскими массами очень быстро превратилась в демократическую и народно-освободительную армию. Мы считали убийства поляков (которые мы, конечно, осуждали) отклонениями и следствием того, что фактически конфликт был взаимным, а не односторонним. Мне больно вспоминать, какими мы были догматиками, но именно так все и было. Со своей стороны, я искренне считал, что для евреев было большой трагедией то, что УПА стала грозной боевой силой так поздно, в середине 1943 г.: к тому времени почти все евреи в Украине уже были убиты. Если бы УПА появилась раньше, думал я, она спасла бы евреев. Как я уже сказал, сейчас мне больно вспоминать об этих мыслях. И именно Радзейовский обратил мое внимание на все эти проблемы. Хотя в ответ я выдвигал свои — жалкие — контраргументы, я все-таки решил, что нужно исследовать этот вопрос самому. В середине 1980-х гг. мое любопытство заметно усилилось: это было время, когда украинцы в Северной Америке парировали обвинения в адрес военных преступников в своей среде (время суда над Джоном Демьянюком и работы комиссии Дешена) [9] Официально известна как Комиссия по преследованию военных преступников в Канаде. Комиссия Дешена активно действовала в 1985–1986 гг. Сфера ее полномочий описана в работе: Ukraine during World War 11: History’ and Its Aftermath: A Symposium / ed. By Yury Boshyk, Edmonton: Canadian Institute of Ukrainian Studies, University of Alberta, 1986. P. 261–262. . Я не принимал участия в этих спорах, хотя и знал о них. Но после обмена мнениями с Радзейовским я провел самостоятельное исследование. Почти сразу после этого я начал изучать эту проблему по архивам моего покойного тестя, который редактировал украинскую газету во время немецкой оккупации. Позже, в 1995 г., я работал в центре «Яд Вашем» в Иерусалиме и в Институте еврейских исследований в Нью-Йорке. У меня еще не было тех знаний, которые я приобрел в 2008–2010 гг., но я безусловно отказался от взглядов, которых еще недавно придерживался. Важную роль в развитии моих взглядов сыграло также прочтение и анализ новаторской монографии Дитера Поля о Холокосте в Галиции [10] Pohl IX Nationalsozialistische Judenverfolgung in Ostgalizien 1941–1944: Organisation und Durchführung eines staatlichen Massenverbrechens. Muеnchen: R. Oldenbourg Verlag, 1997. .

Мой интерес к этой теме, представляющей серьезную интеллектуальную проблему, усугубляла еще и радикальная поляризация памяти между украинцами и евреями. Почему их мнения о том, что тогда происходило, так резко различаются? Заявления одних о своей полной невиновности и глубокая обида других за участие противной стороны в убийствах. Действительно, некоторые евреи считали, что украинцы были просто «хуже всех» [11] Mendelsohn D. The Lost: A Search for Six of Six Million. N. Y.: Harper Collins, 2006. P. 100, 116. Сам Мендельсон занимался изучением поведения украинцев в период Холокоста с глубоким пониманием вопроса. См. мои соображения в моей работе How tо Think about Difficult Things: Daniel Mendelsohn’s The Lost (должно быть опубликовано в Harvard Ukrainian Studies). . Это было для меня загадкой, и я чувствовал, что в конечном счете должен докопаться до ее сути [12] Himka J.-P. Ukrainians, Jews and the Holocaust: Divergent Memories. Saskatoon: Heritage Press, 2009. Это текст Могилянской лекции 2009 г., спонсированной Центром по изучению украинского наследия, колледж Св. Томаса Мора, Университет Саскачевана. Я благодарен Богдану Кордану за приглашение. . Это разжигало мое любопытство и стимулировало мои поиски — я хотел выяснить, как все происходило на самом деле, и, таким образом, понять причины этих противоречий.

Мои исследования и размышления пробудили интерес и к моральному аспекту этой темы, которому я не уделял особого внимания в своих предыдущих исследованиях. В 2003 г. я написал небольшую работу, в которой поднял вопрос о том, почему тема убийств поляков членами УПА и надежно документированной роли украинской полиции в Холокосте в устах украинской диаспоры звучит так безмятежно. И почему упоминания о ней так немногословны? [13] Himka J.-P. War Criminality: A Blank Spot in the Collective Memory’ of the Ukrainian Diaspora // Spaces of Identity. Vol. 5. № 1. Apr. 2005 (http://spacesofidentity.net/; сайт посещен 6 октября 2010 г.) Мне такое равнодушие казалось неправильным. Работы Омера Бартова [14] См.: Bartov О. Erased: Vanishing Traces of Jewish Galicia in Present-Day Ukraine. Princeton and Oxford: Princeton Univ. Press, 2007. , а также (и в особенности) убедительная работа Софии Грачовой в «Критике» [15] Грачова С. Вони жили серед нас // Критика. 2005. № 4. С. 22–26. См. также еще один впечатляющий вклад в дискуссию: Царинник М. Золочів мовчить // Критика. 2005. № 10. С 9—10. , которая претендует на звание украинского эквивалента New York Review of Books, привлекли мое внимание к тому, что происходило в Украине и — применительно к рассматриваемой теме — в диаспоре: с одной стороны, прославление ОУН и УПА, а с другой — замалчивание судьбы украинских евреев в период Холокоста. Это тоже казалось мне совершенно неправильным. Но моя моральная позиция обрела определенность в начале 2008 г. после знакомства с произведением Евы Хоффман Alter Such Knowledge [16] Hoffman К After Such Knowledge: Memory’ History, and the Legacy of the Holocaust. N. Y.: Public Affairs, 2004. . Эта книга внесла достаточную ясность в мои мысли, чтобы я смог точно сформулировать свою позицию: преступления, совершенные украинскими националистами против евреев и поляков во время Второй мировой войны, были ужасными. Этого никак не исправишь, и все, что теперь в этом плане могут сделать украинцы, это признать, что они были совершены, и сожалеть об этом. Этого недостаточно, но вместе с тем это все, что возможно. И уж, конечно, они не должны прославлять тех, кто совершил эти преступления. Моральный заряд, содержавшийся в моих высказываниях, раздражал моих украинских коллег-исследователей, поддерживающих националистическую мифологию [17] Зенон Когут говорит о моем «тенденциозном морализаторстве», а Роман Сербии — о «легкомысленном морализаторстве». См.: The Ukraine List (UKL). № 441. 2010. Feb. 16. P. 15, 41. .