Леонид Беляев - Христианские древности: Введение в сравнительное изучение

В известном шедевре Евсевия «Жизнь Константина» подробно описан ход работ: снос храма Венеры (стоявшего, как полагали, на месте гробницы Христа) и срытие «оскверненной земли». При этом копавшие неожиданно очутились перед выступом природной скалы, который был признан Голгофой. Так повествует об успехе раскопок первый в мире «полевой отчет» по христианской археологии. Константин приказал построить на месте Голгофы церковь, не считаясь с затратами, и руководил строительством через епископа Иерусалимского Макария (313–333 гг.) Когда Пилигрим из Бордо посетил Иерусалим в 333 году, базилика и баптистерий были уже построены.

Новый этап «мемориализации» начался, когда Палестину посетили дамы императорской фамилии — Елена, мать Константина, и Евтропия (326 г.). Они построили церкви у Мамврийского дуба (где уничтожили языческое святилище), на Масличной горе и в Вифлееме, а также организовали в Иерусалиме поиски, приведшие к открытию Святого Креста. Рассказы об этом открытии имели далеко идущие последствия: они внушили уважение к древностям, по крайней мере в тех случаях, когда подтверждалась истинность и естественность христианства как религии. [2] Древо Креста почиталось в середине IV в. (известна надпись на памятном камне (мензе?) из Северной Африки с датой 359 г. и упоминанием реликвий, в том числе «древа Креста из земли обетованной, где Христос был рожден»; см. гл. Ш-2). «Отчет» о работах Елены стал, видимо, известен позднее. Евсевий много говорит о ее благочестивом поведении, но не об археологических занятиях. К счастью, их сохранил в письме к другу, галльскому хронисту Сульпицию Северу, Паулин Ноланский. Он рассказывает о том, что по прибытии в Палестину Елена включила в свои поиски места Страстей и Распятия, хотя никто не мог указать, где они находились. Посоветовавшись с местными христианами, она призвала наиболее ученых из евреев, чтобы они рассказали ей «об их несмываемом преступлении, коим они, несчастные, даже гордились». Рассказы подтвердило божественное откровение императрице и раскопки начались. Они были успешны. В глубоком раскопе, заложенном отрядом воинов и добровольцами, обнаружили три креста. Один из иих был признан животворящим. Этот эпизод известен уже Амвросию Медиоланскому и историку Руфину, затем легенду переработал Созомен Саламанский («Церковная история» 440 г.). Ои добавил к списку находок гвозди и надпись «Иисус Назаретянин Царь Иудейский». Известны, впрочем, случаи проявления благочестивого интереса христиан к древностям и в доконстантиновскую эпоху, причем гораздо более близкие к исследовательскому поведению современного ученого. Описывая жизнь теолога Оригена Александрийского, Евсевий упоминает, что ок. 217 г. тот нашел в Иерихоне свиток псалмов, который использовал для выверки окончательной редакции Писания. Более того, Ориген специально «выучил еврейский язык, приобрел у евреев в собственность подлинники священных книг и выискивал переводы… Не знаю, из каких тайников, где они лежали давным-давно, извлек он их на свет Божий… В Гекзаплах же он, рядом с четырьмя известными переводами псалмов, помещает не только пятый, но и шестой и седьмой с примечанием к одному: он нашел его при Антонине, сыне Севера, в Иерихоне, в огромном глиняном кувшине» (Евсевий, ЦИ.6,16).

После работ Елены в Иерусалиме открытие древностей на многие столетия стало восприниматься почти исключительно как метод обретения реликвий; повсюду открывали погребения апостолов и мучеников. В 424 г. Аврелий Августин, епископ Гиппона в Северной Африке (354–430), получил мощи мученика Стефана, открытые в Палестине незадолго до этого. Он, недавно упрекавший еретиков за веру в чудесную силу земли, приносимой из Палестины, приводил теперь список чудес, совершенных мощами, доставленными в Африку («О граде Божием», XXII). [3] Августин вообще интересовался древностями. К северу от Карфагена, на Утическом берегу, он нашел «коренной зуб человека такой величины, что если бы он был разделен на части, соответствующие нашим зубам, то из него можно было бы сделать сотню зубов. Думаю, однако же, что это был зуб какого-нибудь гиганта» («О граде Божьем» XV, 9). Как все образованные люди его эпохи, Августин знал сообщения Фукидида о вложении костей циклопов в качестве жертвы в храмы. Но Августин не был первым. На сорок лет раньше в церковной борьбе «археологию» использовал его старший друг и наставник, Амвросий Медиоланский. В 386 г. он открыл предполагаемые мощи двух мучеников эпохи Диоклетиана (303–305), Протасия и Гервасия, и принял в раскопках личное участие. Два найденных «гигантских» человеческих скелета, чьи кости «еще несли следы крови» (палеолитические погребения с охрой?) с триумфом перенесли в церковь, где сразу произошло чудо исцеления, и город получил своих собственных мучеников. Подобные примеры известны и позднее. [4] Например, в Константинополе в 511 г., в правление Анастасия (491–518), возник спор между патриархом Македонией и монахом Севером, позднее патриархом Антиохийским, основателем монофизитства. Север считал Христа воплощением Слова, неспособного к физической смерти, а эпизоды Евангелий предлагал толковать символически (например, кровь и воду из раны Христовой как «воды спасения» для человечества). Одиако Македонии опирался на текст Евангелия от Матфея о том, что Христос еще не был мертв в момент прободения, и потому в человеческом воплощении все-таки мог умереть. Север не решался отрицать слова Евангелия и был в растерянности. Тут на помощь пришло исследование древностей. В библиотеке императорского дворца нашлась копия Евангелия от Матфея, открытая в правление императора Зенона (474–491) на Кипре, где она была выкопана вместе с телом «святого Барнабы» — и не содержала спорного пассажа! Север торжествовал — 7 августа 511 г. Македония сместили и изгнали.

Унаследованный христианством от поздней античности интерес к древностям, разумеется, содержал зерно здорового научного исследования. К сожалению, наука о них, как и всякая наука в системе средневековой теологии, подпала под понятие curiositas — «любопытства», то есть стремления к знанию, не содержащемуся в Писании и потому бесполезному, а чаще даже вредному для спасения души.

События, которыми открывается история христианства, происходили сперва в Палестине, а затем охватили большую часть Средиземноморья (Малую Азию, Грецию, Рим). Новый Завет содержит разнообразные свидетельства о мире своей эпохи. В нем упомянуты топонимы, названия всевозможных предметов и сооружений, множество личностей и др. Последующая церковная традиция добавила огромный материал того же рода. Практически все в этих текстах приобрело со временем характер мемориально-религиозный (и потому не нуждается в критическом подходе). Однако упоминаемые местности, сооружения, предметы и личности— элементы реальности и как таковые они законная добыча науки о Древностях; тем более это относится к истории последующего их почитания.