Ричард Майлз - Карфаген должен быть разрушен

Со временем Мелькарт занял доминирующее положение в религии Тира: его уже называли Баал-Цор (Baal Sor), «владыка Тира», и ему приписывали основание города. Когда греческий историк Геродот посетил храм Мелькарта в Тире в V веке, жрецы рассказали ему, что святилище построено 2300 лет назад, одновременно с закладкой города {91} 91 Herodotus 2.44. .

Согласно греческой легенде, которая, возможно, перелагает более древний финикийский вариант, местность Тира прежде представляла собой две скалы, называвшиеся «Амбросийскими камнями». Они были необитаемые. Но там стояла одинокая олива, объятая снизу пламенем, на ее вершине сидел орел, в ветвях сияла изумительная чаша, а ствол обвил змей. Удивительным образом эта чреватая бедой ситуация не выходила за рамки установившегося статус-кво. Пламя не поднималось выше, орел и змей не набрасывались друг на друга. Мало того, чаша, несмотря на бушевавшие морские волны, не падала на землю. А сами скалы безостановочно дрейфовали по Средиземному морю. Аборигены, жившие на материке, по подсказке своего бога-героя Мелькарта, явившегося к ним в образе человека, построили корабль — «новое средство передвижения по воде… колесницу моря, судно, способное вздыматься над морскими глубинами» — и поплыли к странствующему острову {92} 92 Nonnus Dion. 40.429–468. . Высадившись, они, опять же по подсказке Мелькарта, поймали орла и принесли его в жертву Зевсу, окропив кровью скалы. После этого «Амбросийские камни» навсегда скрепились с морским дном и больше не путешествовали. Затем на них были сооружены цитадель Тира и храм, посвященный Мелькарту {93} 93 Ibid., 40.469–534. . [29] Другие греческие авторы также ссылаются на тирский миф о том, что храм был построен во время основания города 2300 лет назад (Herodotus 2.44). По описанию Геродота, его украшали два столпа — один из чистого золота, а другой из смарагда, ярко сиявшего ночью и, возможно, напоминавшего о пылающей оливе {94} 94 Herodotus 2.44. Об изумрудной колонне упоминает и Плиний (Pliny NH 37.75). , [30] Геродот в своей «Истории» называет этот храм святилищем Геракла. (Геродот. История. — М.: Ладомир, 1993.) . [31] Согласно свидетельствам, полученным и в Тире, и в тирских колониях по всему Средиземноморью, две колонны в храме символизировали масличное дерево и вечный огонь, которые присутствуют и в рассказе Нонна об основании города. В храме Мелькарта в тирской колонии Гадес (Кадис), безусловно, были и священный огонь, и золотая олива. Иногда утверждается, будто изумрудной колонной был маяк (Katzenstein 1973, 87). Однако, по другим свидетельствам, обе колонны находились внутри храмового комплекса.

В этом предании Мелькарт предстает не только как основатель Тира, но и как божество, подарившее его обитателям средство, позволявшее осваивать Средиземноморье. Море обеспечивало и благосостояние, и само выживание тирян. Естественно, что свои достижения они связывали с божеством, ставшим для них и покровителем мореплавания [32] В другом греческом мифе божеству приписывается и изобретение пурпурного красителя — самого популярного и доходного товара в тирском экспорте. Однажды Мелькарт прогуливался по морскому берегу, усыпанному раковинами, со своей возлюбленной нимфой Тиро, и его собака схватила зубами один из моллюсков. Бог, увидев, что зубы пса стали багряно-красными, собрал раковины и окрасил в такой же цвет хитон нимфы. По другой версии, собаку привели к былинному царю Тира Фениксу, повелевшему начать производство пурпурного красителя и использовать его в качестве символа своей власти. Позднее тиряне, всегда отличавшиеся предприимчивостью, разрекламировали миф, изобразив иглянку и собаку с багряными зубами на монетах (Aubet 2001, 6–9). . По мере наращивания политического влияния Тира все большее распространение получало и поклонение Мелькарту. В IX веке, например, властелин Северной Сирии, где у Тира имелись свои коммерческие интересы, соорудил монумент, посвященный божеству, изображенному в рогатом шлеме и с боевым топором {95} 95 Cross 1972a, 36–42. .

В долговременном плане эффективность политики Хирама выразилась в распространении влияния Тира на другие финикийские города: даже Сидон подпал под его власть [33] Хирам и позже Итобаал называли себя также «царями Силона» (С/556). . По мнению некоторых историков, именно в этот период сформировалась самостоятельная финикийская общность, возникшая в результате тирско-сидонского доминирования на юге Леванта и употребления определений Put и Ponnium. Коммерческая искушенность и авторитетность тирян способствовали вовлечению финикийских городов побережья Леванта в совместные торговые предприятия {96} 96 Gras, Rouillard & Teixidor 1991, 136. .

В расширении географии и активизации заморской торговли сыграли свою роль и успехи финикийцев в навигации и кораблестроении. Они первыми начали использовать Полярную звезду, получившую название Phoinike, в качестве ориентира во время ночных переходов. Финикийцы же придумали усиливать корпуса судов килем и покрывать деревянную обшивку битумной смолой. Финикийское наименование торговых судов (на греческом языке gauloi) передалось впоследствии домашним ванным вследствие схожести выпуклых корпусов. В этих судах прекрасно сочетались большая грузовместимость и скорость. С одним квадратным парусом и командой проворных гребцов в хорошую погоду они могли пройти до сорока километров в день {97} 97 Aubet 2001, 166–175. .

Уже в первые десятилетия IX века, при царствовании Итобаала I, Тир занял ведущее положение в товарообороте огромного региона, охватывавшего значительную часть Малой Азии, Кипр, Армению, Ионические острова, Родос, Сирию, Иудею, Израиль, Аравию и Ближний Восток {98} 98 Ibid., 123–126. . [34] Информация основана главным образом на данных Книги пророка Иезекииля, написанной в более поздний период VI века, когда Тир уже «не правил морями». Как полагают исследователи, отдельные части текста относятся к более раннему документу, датирующемуся IX и VIII веками (Ezekiel 27:9–25, см. Aubet 2001, 121–122). Порт не справлялся с возросшим потоком товаров, и тиряне соорудили на южной стороне искусственную гавань, назвав ее Египетской. Это означало, что гигант Египет наконец пробудился от долгой экономической спячки и альянс с ним возрождал крупномасштабную торговлю {99} 99 Aubet 2001, 50–51. .

Начиная по крайней мере с X века финикийские купцы обычно создавали свои анклавы среди местных общин Эгейского региона и Восточного Средиземноморья, с которыми они торговали. Со временем эти контакты переросли в постоянное деловое партнерство, о чем свидетельствует появление мастерских по изготовлению мазей на островах Крит, Родос и Кос {100} 100 Markoe 1992. . [35] Boardman (2004, 154–155) полагает, что парфюмерные мастерские на Родосе скорее всего были греческие. При этом он не принимает во внимание явно левантийскую форму флаконов. Некоторые поселения приобретали ярко выраженные финикийские черты, как, например, Коммос на юге Крита, где обнаружены руины типично левантийского трехколонного святилища, относящегося, вероятно, к началу IX века {101} 101 Shaw & Shaw 2000; Boardman 1980, 57ff. . [36] Значительное количество левантийской керамики, обнаруженной здесь, свидетельствует об активной торговле Коммоса с Финикией.