Ричард Майлз - Карфаген должен быть разрушен

Греческий биограф Плутарх, возможно, оставил для нас апокрифическое описание военных экспедиций молосского полководца Пирра, в 278–277 годах упорно пытавшегося прогнать пунийцев из Сицилии. Однако он, по-видимому, верно передал настроения своих современников: «Разве кто не соблазнится Ливией или Карфагеном, городом, находящимся в пределах досягаемости, городом, который чуть было не взял Агафокл, тайком прокравшийся из Сиракуз через море с несколькими судами?» {557}

К концу IV века договор, подписанный Карфагеном в 509 году с маленьким городом в Лации, уже выглядел как образчик дальновидной дипломатии. Хотя Рим столкнулся с целым рядом непростых проблем, пережил политический застой, разгромное поражение и унизительную оккупацию значительной части города во время Галльской войны в 387 году, он добился и грандиозных успехов {558} . Римляне завладели Лацием, используя как военные, так и дипломатические средства. Затем последовала изнурительная война с могущественной Самнитской конфедерацией, занимавшей горный регион Центральной и Южной Италии: она закончилась покорением самнитов. Почти одновременно были подчинены Этрурия и Умбрия, а благодаря альянсу с городом Капуя в сферу влияния Рима вошел богатый земледельческий регион Кампании {559} .

Такова была масштабность приобретений, что один римский полководец Маний Курий Дентат восторженно произнес ставшую знаменитой фразу: еще неизвестно, что для Рима было важнее — приращение территории или населения. По некоторым оценкам, в начале III века Рим имел в своем распоряжении 14 000 квадратных километров земель, в два с половиной раза больше, чем полстолетия назад. Римские владения простирались через всю Центральную Италию, а десятилетия побед и завоеваний принесли городу несметные богатства. Зафиксирован такой факт: во время триумфов в 293 году в связи с окончательной победой над самнитами один консул привез 830 килограммов серебра и 1 150 000 килограммов бронзы.

Поразительны не только масштабы экспансии. Пожалуй, самой характерной особенностью римской стратегии завоеваний были не военные триумфы, а то, что они перемежались сокрушительными поражениями. Рим этой эпохи обычно представляется чрезвычайно агрессивным и алчным, однако именно такие качества и требовались для того, чтобы не столько благоденствовать, сколько сохранять жизнеспособность в тогдашней Италии {560} . Как верно заметил историк Артур Экштейн: «Рим, добиваясь влияния, признания и обеспечения собственной безопасности сначала в Лации, затем в Центральной Италии и потом в Западном Средиземноморье, должен был вести тяжелую и изнурительную борьбу с грозными и воинственными соперниками» {561} .

Рим быстро обрел уникальную способность нейтрализовать потери и поражения. Римляне отвечали на поражения не предложениями мира или перемирия, а формированием новых армий для того, чтобы вернуть утраты. Зачастую именно благодаря необычайному упорству они рано или поздно и добивались побед. Рим создавал серьезную проблему своим противникам тем, что в этом государстве не имелось монопольной политической силы, индивидуальной или коллективной, с которой можно было бы договариваться о долговременном и стабильном мире. Все традиционные сенаторские должности полагалось занимать не более одного года, а продление сроков службы запрещалось. Крайне редко случалось, чтобы римлянин повторно становился консулом. Конкуренция в высших эшелонах власти была настолько жесткой, а сроки пребывания в должности — столь короткие, что ни один римский полководец, терпя поражение, не осмелился бы вступить в мирные переговоры и подвергнуть себя нареканиям и взысканиям.

Однако военные триумфы лишь отчасти определяли успешность территориальной экспансии Рима. Обращает на себя внимание необычайная эффективность, с которой римляне утверждались на приобретенных землях. Этому способствовали многие факторы. Во-первых, они всегда начинали с создания инфраструктуры, связывавшей новые территории с Римом. За очень короткое время появлялась сеть дорог, соединявших город со всеми важнейшими поселениями региона, старыми и новыми. Поощрялась активная миграция людей: колонисты из Рима отправлялись основывать новые поселения, а коренные жители латины переселялись на завоеванные земли {562} . Риму удавалось быстро и эффективно интегрировать коренных обитателей приобретенных земель в свою государственную систему. Принадлежность к государству определялась новым гражданским статусом, а не этническими или географическими критериями. Это позволило Риму обеспечить себя неисчерпаемыми человеческими ресурсами для войн и обходиться без наемников в отличие от большинства государств Средиземноморья {563} .

Завоеванные территории описывались исключительно в римской терминологии, божественные знамения и символы, присущие этим землям, фиксировались и приспосабливались к римским ритуалам. Города Лация не лишались прежних прав, но они обязывались поставлять Риму войска, как только в них появится необходимость. Сохранялась и национальная идентичность латинов, однако их права, обязанности и привилегии определялись римскими законами. Именно таким образом Рим утверждал свое господство и владение землями. Италия не должна стать конгломератом завоеванных территорий, откуда придется все-таки уйти {564} . Это римская земля, и ее надо защищать так же, как если бы она находилась в городской черте.

Аналогичные процессы происходили и в сфере религии. Латинские религиозные ритуалы не возбранялись, но они совершались под строгим надзором римлян и так, чтобы во всем главенствовали интересы Рима. Можно привести в качестве примера обычай evocatio — «заманивания» божества неприятеля в Рим, где ему обещались более высокие почести. Впервые этот прием применил римский полководец в 396 году во время осады этрусского города Вейи, где главным божеством считалась Уни/Юнона. После падения города культ Юноны был перенесен в Рим, и там она стала царицей римского пантеона богов. Эта трансформация вроде бы напоминает религиозный синкретизм в Центральной Италии архаического периода, но она была отклонением от общей тенденции. Чужеземные боги инкорпорировались в религиозную практику обычно на римских условиях.

Теперь, когда Рим превратился во влиятельную региональную державу, и Карфаген должен был позаботиться об укреплении дипломатических отношений между двумя городами-государствами. В 351 году в Рим приехало карфагенское посольство с дорогим подарком по случаю победы над самнитами — массивной золотой короной весом одиннадцать килограммов. Римляне были столь польщены вниманием наиболее могущественного государства в Западном Средиземноморье, что поместили дар в самом главном святилище — храме Юпитера Капитолийского {565} .