Александр Асов - Тайны русских волхвов. Чудеса и загадки языческой Руси

И наступало утро, и розовое, еще не совсем проснувшееся солнце мазало по морю фантастическими, фейерическими красками – все окрашивалось в розовые, желтые, малиновые цвета… С одной стороны, море было ровно обрезано по темному краю, с другой – громоздились горы со вздыбленными, непричесанными со сна тучами.

И неудивительно, что весь корабль словно сошел с ума. Море и солнце согревали, плавили души, вливали в них расслабляющую нежность и томление. Матросы все как один ходили пахнущие одеколонами, а когда устраивали купания, то они срывались очертя голову с рей в море, вызывая восторг и восхищенный визг слабого пола. И Илья вдруг заметил, что невидные, даже скучные в Университе-те, пишущие аккуратным почерком конспекты студентки, раньше существовавшие для него абстрактно, – ну есть и есть… что с того? – здесь неожиданно преобразились: они, как древние богини, появлялись в соблазнительном ниглиже, открытых купальниках, на которые, хочешь или нет, так и тянуло бросить рассеянный взгляд.

…В тот месяц Илья понял, почему море – соленое. Дело в том, что море кто-то пересолил – рассеянный от любви…

Только почему же он так и не решился подойти ни к одной из богинь-сокурсниц, хоть те изредка бросали и на него заинтересованный взгляд?.. А ведь такое в жизни потом так и не повторилось с ним ни разу…

…Илья очень волновался перед премьерой – первым выходом на работу. Тщательно готовился: первый день очень важен, – как покажешь себя, так потом тебя и будут принимать, в каком направлении сделаешь первый шаг, туда и будешь идти долгие годы, пока не споткнешься и не вытянешься во весь рост.

Перед входом в институт Илья развязал шнурки ботинок – пусть думают, что он настолько рассеян, сосредоточен на научных проблемах, что обыденные предметы для него не существуют, – он постоянно погружен в размышления, перспективен, склонен к теоретической работе, ему можно без колебаний в первый же день доверить – из тех что под рукой – самое важное задание.

Научно-исследовательский институт Илья отыскал не сразу, ему долго пришлось плутать по задним дворам, по переулкам. Он спрашивал прохожих, милиционеров, – все показывали в разные стороны, так как никто толком ничего про этот институт не слышал, но все как могли старались помочь. Отчаявшись, он наконец набрел на особнячок с колоннами.

Вход в него был забит, и Илья хотел было пройти мимо, – но перед этим спросил дворничиху, разбивавшую лед на тротуаре. Она ахнула со всего маху пешней, отломила кусище льда и сказала, вытерев пот на красном лице: «А тута, милый, как во двор свернешь, если, не дай бог, шею не свернешь, так налево – дверка, там твоя наука заседает, – и, размахнувшись, опять ударила пешней, проворчав вслед: – Думают, думают… А чиво думают – сами не знают… уже все мозги продумали!.. придумали б лучше что, чтоб лед силом не долбать…»

Окна института выходили на небольшой дворик. Во дворике вытянулись столбами из сугробов старые продрогшие липы, стояли занесенные грязноватым снегом детские грибочки, под снегом означивался ящик песочницы. Он нашел дверь, к которой вела утоптанная дорожка, открыл, – прошел по темному коридору, заваленному ржавыми приборами, похожими на разобранные стиральные машины и холодильники. Свернул в светлый коридор, – здесь по стенам были развешаны плакаты и стенгазеты с улыбающимися научными работниками, весело разгребавшими кучи мусора во время субботника. Справа и слева находились обитые дерматином двери, – одна дверь его особенно заинтересовала – она была обита железом, с кодовым замком, с кнопочкой и надписью: звонить сюда! Он прошел прямо и остановился перед дверью, на которой висела табличка: директор т. Татев. Он постучал и вошел.

Его встретили на пороге, чуть не раскрыв обьятия, с радушной улыбкой и даже слушать не захотели с каким он делом пришел, а сначала усадили в кресло и долго рассматривали в фас и профиль.

«Какой приятный, обходительный человек – Татев!» – подумал Илья и объяснил цель своего посещения.

– Молодой специалист? Ни слова больше! Отлично! Отлично! – Татев стал потирать руки от удовольствия. – Нам как раз позарез нужны молодые мозги, у нас масса проблем! Масса! – Татев покачал головой, показывая, какие это сложные, посильные только молодым, энергичным людям проблемы. – Есть к чему приложить свои силы, есть над чем поработать головой, – он постучал себя по лбу. – Наш институт занимается глобальными, глобальнейшими! экологическими проблемами… Может быть, – он игриво улыбнулся, как бы снисходя к слабости молодого специалиста, – может быть, и в море сходите… Но не сейчас! не сейчас! Два-три года испытательный срок – проявите себя, зарекомендуете – тогда… А в общем, вам крупно повезло, что вы попали именно к нам! Да-с! Повезло!

Илья был обласкан, его потрепали по плечу. Директор лично отвел его в комнату, где ему предстояло работать ближайшие годы.

– Вот ваш стол, вот стул, – радостно сказал Татев. – Познакомьтесь… – он обернулся к сидевшим в оцепенении, наподобие статуй, сотрудникам. – Ваш новый сосед. Он будет здесь работать. – Татев сделал ударение на первом слове, потом, подумав, поправился и повторил эту фразу, сделав ударение на втором слове, потом на третьем и наконец на последнем:

– Он бу́детздесь работать! Он будет зде́ сьработать! Он будет здесь рабо́тать!

Илья сел на свое место, сложил руки на столе и посмотрел на дверь, в которую вышел Татев. В комнате повисла тишина, в Илью, как будто даже с некоторым суеверным страхом, уставилось несколько пар глаз, как бы не понимавших: как такое чудо могло произойти, как вообще хоть что-то могло произойти, – никого не было и – раз! – кто-то сел. Потом, привыкнув к его присутствию, от него с равнодушием отвернулись и снова – словно окаменели. Долгое время никто не подавал ни звука, все сидели неподвижно, глядя перед собой, ни один мускул не дрогал на лицах, лишь радио, включенное на полную громкость, сотрясало стены и дребезжало в оконных стеклах бравурным маршем. Илья стал было подумывать, что попал в общество глухонемых, и решил, что неплохо было бы вспомнить, как общались с помощью морских сигнальных флагов на кафедре. Но когда он полностью в этом уверился, вдруг один из сотрудников (вскоре выяснилось, что это был Морозильников, самый инициативный, разговорчивый из всех, пребывавших в комнате) широко открыл большой рот и сказал хриплым томным голосом:

– А не попить ли нам чаю?

Во время чаепития Илья со всеми и перезнакомился. В этой комнате работали: во-первых, Морозильников – шатен с рыжинкой, с завитыми от природы волосами; как и все рыжие, он имел язвительный характер, – когда к нему подходил директор и говорил высоким голосом, что он делает что-то не то, он даже осмелился в лицо сказать: а вы сначала обьясните, что значит – то, а потом говорите, что я делаю не то! За этот необдуманный поступок его хотели лишить премии, но поскольку директор забыл напомнить об этой безобразной выходке, то трогать его не стали. Как определили, что директор не придал значения поведению Морозильникова? Очень просто: на следующий день история повторилась, директор вошел, спросил, получил ответ; повторилась она и на следующий день, и стала повторяться ежедневно. Илья сверял по директору часы: вошел – десять тридцать две, спросил – тридцать три, получил ответ – тридцать четыре, повращал глазами – тридцать пять, вышел хлопнув дверью – тридцать шесть! все!