Коллектив авторов - Всемирная история: в 6 томах. Том 4: Мир в XVIII веке

Существовал и еще один способ обмена печатными изданиями — общества любителей книги, покупавшие книги в складчину. Они распространились в той же Англии, а с 1770-х годов — в Германии, где к концу века их число достигло 200. В такие клубы читателей принимали независимо от сословного статуса, что способствовало развитию демократических форм общения. Они являли собой новое публичное пространство, неподконтрольное власти, где можно было свободно говорить о чем угодно. Услугами читален пользовались городские буржуа, торговцы, рантье, люди свободных профессий, преподаватели, студенты, зажиточные ремесленники. Они получали доступ практически ко всем богатствам современной литературы, из них формировался новый тип читателя. О читателях другого рода рассказывал Луи Себастьян Мерсье в своих многотомных очерках «Картины Парижа» (1781–1788).

Он описывал «букинистов», уже в середине XVIII в. раскидывавших свои лотки под открытым небом французской столицы. Они обслуживали самых простых и непритязательных клиентов, глотавших книги прямо на улице. «Есть произведения, которые так будоражат умы, что букинисту приходится разрезать том на три части, чтобы нетерпеливые и многочисленные читатели успели его прочесть. В этом случае оплата за чтение устанавливается не поденная, а почасовая».

Прошли времена, когда книга являлась малодоступной редкостью, была велика, дорога и тяжела; когда текстов было мало, и с ними имели дело избранные; когда к одной и той же книге за неимением других обращались вновь и вновь; когда, собравшись вместе, читали вслух только религиозные сочинения. В XVIII в. книжки встречались повсеместно, они уменьшились в размере: появились форматы in-12, in-16, in-18, влезавшие в карман. Читать стало возможно в карете, на прогулке, в постели. «Если вспомнить старые тяжелые тома in-folio, переплетенные в дерево и кожу, с латунными застежками, а потом взять в руки маленькую книжечку карманного формата, то можно почувствовать себя счастливым», — писал немецкий писатель Иоганн Пауль Рихтер, публиковавшийся под псевдонимом Жан Поль.

Читали теперь по большей части для себя и про себя, пробегали тексты один за другим, часто не задерживаясь. На смену благоговейному почтению к книге и безграничному доверию к ней приходило более свободное, непринужденное и критическое отношение. Люди все больше привыкали к чтению как к будничному делу. Не прекращавшийся поток все новых и новых сочинений вырабатывал навык быстрого овладения содержанием, анализа смысла и оценки читаемого, позволявший без промедления перейти к следующему тексту.

Наряду с подобным чтением XVIII столетию было присуще и другое: сосредоточенное, интенсивное, изучающее. Произведение перечитывалось, заучивалось наизусть, цитировалось, проецировалось на себя, становилось образцом для подражания, формировало поведение. Так читали модные романы Бернардена де Сен-Пьера, Ричардсона, Руссо, Гёте. В условиях, когда сознание секуляризировалось, а церковь теряла авторитет, лишившийся ее поддержки человек видел в писателе наставника. Именно поэтому, в частности, чтение становилось столь модным среди образованных женщин. Романы в эпоху Просвещения воспитывали читательниц, но они воспитывали также и писательниц: XVIII в. знал множество английских, немецких, французских романисток.

Кардинально изменился качественный состав печатной продукции. Резко возросло количество периодических изданий. Если за первое десятилетие XVIII в. известно 40 французских и 64 немецких периодических издания, то за 1770-е годы — соответственно 188 и 718. До начала Французской революции количество периодики росло в состоявшей из мелких княжеств Германии гораздо быстрее, чем в большой централизованной Франции. Впрочем, именно во Франции с 1789 г. начался настоящий газетный бум: по подсчетам исследователей, количество читателей газет достигало во время революции около полумиллиона человек.

В начале XVIII в. периодика делилась на информационные листки, сообщавшие новости, не сопровождая их комментариями, и газеты, комментировавшие новое в науке и литературе. Постепенно эти функции совмещались; периодика формировала «просвещенную» читательскую публику, общественное мнение. В газетах текст обретал новую роль: информирования, политической дискуссии, агитации, пропаганды.

До XVIII в. львиную долю книг составляли сочинения религиозного характера. В течение столетия происходила быстрая и существенная диверсификация печатной продукции. По подсчетам Р. Шартье, в 1720 г. религиозная продукция в Париже составляла, например, треть, в середине века — четверть, а в 1780-е годы — всего одну десятую часть всех выпускаемых книг. Книга становилась источником развлечения, эстетического наслаждения, наконец, знания. Новый читатель интересовался также беллетристикой, драматургией, поэзией. Именно такие книги печатали теперь книгоиздатели.

Огромную часть печатной продукции составляло то, что было запрещено цензурой. Книготорговцы называли такую продукцию «философической литературой». Как правило, к ним относились, во-первых, собственно философские книги, подвергавшие критике устои власти и общества; во-вторых — порнография; в-третьих — любая сатира, публицистика, памфлеты, скандальные хроники, разоблачения. Спрос на «философические» книги стабильно оставался очень высок, торговать ими было опасно, но выгодно.

Новый взгляд на роль образования, а также утвердившиеся в обществе «вкус и привычка получать образование посредством чтения», как писал просвещенный министр двора Людовика XVI Кретьен Гийом Ламуаньон де Мальзерб в 1775 г., порождали очень высокий спрос на философские трактаты вроде «Духа законов» Монтескье. Модно стало читать научные труды, универсальные издания, описания путешествий. Появлялись и распространялись разного рода учебные книги, компиляции и популяризации.

Издательское дело почти везде, кроме Англии и Голландии, подлежало предварительной цензуре со стороны властей. В России вплоть до 1783 г. в связи с относительно невысоким статусом книги в жизни общества, цензуру осуществляли не специальные органы, а главы ведомств, имевших свои типографии: Синода, Сената, Академии наук, Славяно-греко-латинской академии, Московского университета, Артиллерийского, Морского и Сухопутного кадетских корпусов и некоторых других.

Цензура заключалась в выдаче привилегий и разрешений на издание книг. Кроме того, как светские, так и церковные власти могли осудить на изъятие и на уничтожение уже вышедшую книгу. На территории Испании, Португалии и Италии сдерживающее воздействие оказывал папский «Индекс запрещенных книг», который продолжал пополняться. Впрочем, инквизиция была уже не столь сильна. Что же касается судебных приговоров книгам, то они способствовали росту спроса на запрещенные издания. Разрешительная цензура часто оказывалась весьма либеральной, цензорские посты могли занимать люди, сочувствовавшие философским идеям. В феврале 1752 г. по приказу Королевского совета была запрещена продажа первых двух томов «Энциклопедии»: власти сочли, что они «способны расшатать устои королевской власти, укрепить дух непокорства и возмущения и своими темными и двусмысленными выражениями посеять заблуждения, распущенность нравов и неверие». Мальзерб — в ту пору директор Королевской палаты книгопечатания и книжной торговли (т. е. главный цензор) — должен был издать приказ об изъятии рукописей последующих томов. Он и выпустил такой приказ, однако накануне предупредил об этом редактора издания. «Ваши слова меня весьма удручают, — отвечал Дидро, — я никак не успею вывезти все рукописи, к тому же, за сутки трудно найти людей, которые возьмут на себя заботу о них и у которых они будут в безопасности». «Пришлите их все ко мне, — отвечал Мальзерб, — у меня никто не станет их искать!» Действительно, у Мальзерба материалы «Энциклопедии» оказались в полной сохранности.