Иосиф Бренер - Страна Биробиджан

Фрида жила в кругу семьи своего брата, у которого было много своих детей, в основном мальчиков. Надя прекрасно училась в гимназии, но в свободное время отчаянно бедокурила, нисколько не отставая от сорванцов братьев. Особым шиком у них считалось залезть в чужой сад, нарвать яблок и угостить ими хозяина этого сада! В округе все соседи знали, что Нюшин дядя, не разбираясь, оплачивал остекление выбитых окон, т. к. считал весьма вероятным, что сделали это его племянница или сыновья. Близкие звали Надю «Нюшей» с самого детства и затем всю ее жизнь.

В семье помнили, как Нюшу в детстве украли цыгане. Когда девочка пропала, поднялся переполох. Кто-то подсказал дяде, что цыганский табор, стоявший неподалёку, быстро снялся с места и исчез. Дядя организовал настоящую погоню и, настигнув цыган, обнаружил среди них свою племянницу, весьма счастливую и радостную.

Когда девочку забрали, на перекрёстке долго стояли и плакали, обнявшись, две женщины — Фрида и немолодая цыганка, не желавшая расставаться с девочкой, в которую буквально влюбилась. Она говорила, что никогда не слышала такого голоса и не видела, чтоб кто-то так танцевал! А потом она ещё долго рассказывала Фриде о том, какая судьба ждёт эту необыкновенную девушку…

Все, кто знал Нюшу, попадали под очарование ее необыкновенной личности — весёлая, задорная красавица, не по-женски сильная и ловкая. Она была центром притяжения семьи и всех окружающих. У Нюши было потрясающее «оперное» контральто, и она постоянно распевала арии, занимаясь домашними делами.

Любовь своей жизни моя бабушка встретила почти случайно: она поехала погостить к своему отцу, а через город в этот момент проходили военные формирования. Так судьба столкнула моего дедушку, Иосифа Либерберга, с моей бабушкой Надеждой Абрамовной. Молодые люди сразу же обратили внимание друг на друга!

Отец Нюши с первой же минуты не одобрил такого знакомства: Иосиф был юноша незаурядный, что и говорить, но он был выходцем из иного круга, а значит, совсем не пара его чудо-дочери! Но разве могло иметь значение мнение отца для Нюши в подобном вопросе?

Всё решилось сразу и навсегда! Огромного роста, молодой, красивый и необыкновенно талантливый юноша был под стать моей бабушке своей неуёмной энергией, азартностью и весёлым нравом.

Иосиф и Надежда

Они сразу безумно увлеклись друг другом, вместе шли вперёд и отступали, преодолевая огромные расстояния, деля на двоих все тяготы и все радости.

Именно тогда у Нюши дал о себе знать врождённый порок сердца. Но всё это обнаружилось совершенно случайно и было воспринято как бы шутя, играючи. О больном сердце узнали при почти невероятных обстоятельствах: Нюша и Иосиф, поехав в недолгий отпуск на море, решили посостязаться в плаваньи — оба были прекрасные пловцы. И когда Иосиф стал выигрывать и обошёл Нюшу, она вдруг застонала, стала его звать на помощь, в общем — тонуть! А он смеялся, не верил, кричал ей: «Хочешь, чтоб я вернулся и чтоб ты выиграла? Нет, ты меня не проведёшь!» — и плыл дальше.

Когда до него дошло, что она не шутит, что она уже ушла под воду, начался переполох. Иосиф стремительно развернулся и вытащил Нюшу из воды. Слава Богу, на берегу нашёлся врач, который послушал пульс и сердце и накричал на них: как они смеют женщину с таким сердцем вообще в воду пускать! Так они поплавали в первый и в последний раз.

Мою бабушку Иосиф обожал, считал её авторитетом во многих вопросах, баловал подарками. Но наряды и обновы её не интересовали: она могла завести подруг в дом, открыть шкаф и раздарить им свои наряды, которые он с гордостью привозил ей в подарок из заграничных командировок. А вот в шахматы, шашки Нюша могла играть запоем и, конечно, общаться, петь, работать, жить она любила так страстно, как никто другой, кого я в своей жизни встречала!

Иосиф и Нюша

Иосиф и Нюша поженились в 1920 году, а 3 мая 1921 года у них родилась дочь, которую назвали Тамара. Её сразу стали называть Тасей, так как, во-первых, у нескольких знакомых дочки тоже оказались Тамарами, а во-вторых, грассирующему Иосифу Тасей называть дочку было проще.

Нюша была учителем истории в школе и много времени уделяла своим ученикам. Иосиф был поглощен своей преподавательской и политической деятельностью ещё больше. Ребенком занимались фребелички (дореволюционное название воспитательницы детей дошкольного возраста по методу немецкого педагога Фребеля — И.Б .), сестра Нюши Соня и, иногда, бабушка.

Так как в то время считалось, что детей вредно рано учить читать, никто не затруднял себя обучением Таси чтению. Но произошло чудо — моя мама в три года сама выучилась бегло читать и начала тайком от своих педагогов-родителей проглатывать книгу за книгой из папиной огромной библиотеки! Она была на этом однажды поймана и наказана, но не была «сломлена» — на всю жизнь у неё сформировалась стойкая страсть к чтению и стойкая ненависть к любым играм, вроде шахмат и шашек, в которые играли родители! А ещё мама оказалась «вундеркиндом» — школьную программу проходила очень быстро и «перепрыгивала» через классы».

Послереволюционный период на Украине проходил бурно. Либерберг принимал активное участие в политической работе и преподавательской деятельности. В своей автобиографии, изъятой при его аресте в Москве, он писал: «В 1923 году во время моей работы в Высш. Военно-политич. школе я имел кратковременные колебания троцкистского характера по вопросу о внутрипартийной демократии. Эти колебания показали, что тот мелкобуржуазный груз, который тяготел надо мной в первые годы революции, не был мною сброшен и в первые годы моего пребывания в партии. После известного постановления ЦК ВКП(б) о внутрипартийной демократии я понял всю антипартийность моих колебаний и безоговорочно перешёл на большевистские позиции. С тех пор у меня рецидивов колебаний за все 13 лет дальнейшего пребывания в партии не было». Потом этот факт из автобиографии следователи предъявят ему в качестве обвинения.

После освобождения от деникинских банд южной Украины Иосифа Либерберга направляют в Высшую военно-политическую школу в Киеве, где он преподает историю революционного движения в Западной Европе. В 1924 году И. Либерберга переводят на работу в Киевский институт народного хозяйства. Он читает курсы лекций в этом и других вузах Киева на русском, украинском и еврейском языках. К нему смело можно было применить термин «красный профессор», как и ко многим другим, однозначно ставшим на сторону советской власти «красных директоров», «красных дипломатов».