Владимир Наджафов - Пакт, изменивший ход истории

Отбросил Сталин как несостоятельные объяснения ухудшения советско-германских отношений изменением критического подхода Советского Союза к Версальскому миру и сближением с Францией. Последовал вывод: «Мы ориентировались в прошлом и ориентируемся в настоящем на СССР и только на СССР. (Бурные аплодисменты.) И если интересы СССР требуют сближения с теми или иными странами, не заинтересованными в нарушении мира, мы идем на это дело без колебаний» {587} 587 Отчетный доклад XVII съезду партии о работе ЦК ВКП(б). 26 января 1934 г.// Сталин И.В. Сочинения. Т. 13. С. 302–303. .

Почти то же самое Сталин скажет спустя пять лет на XVIII партийном съезде в марте 1939 г., излагая принципы внешней политики Советского Союза: «Мы стоим за мир и укрепление деловых связей со всеми странами… поскольку они не попытаются нарушить интересы нашей страны.., не попытаются нарушить прямо или косвенно интересы целости и неприкосновенности границ Советского государства» {588} 588 Отчетный доклад т. Сталина на XVIII съезде партии о работе ЦК ВКП (б) / / XVIII съезд Всесоюзной коммунистической партии (б). 10–21 марта 1939 г. Стенографический отчет. М., 1939. С. 15. . Эти слова были расценены как приглашение нацистской Германии, уже приступившей к завоеваниям в Европе, к переговорам на предмет урегулирования двусторонних отношений. Тем более что им предшествовало заявление Сталина о том, что для советско-германского конфликта нет «видимых на то оснований» {589} 589 Там же. С. 13. .

В пропагандистской войне против Запада советская сторона была не прочь козырнуть номинально сохранявшими свою силу бессрочными Рапалльским и Берлинским договорами с Германией {590} 590 Гольянов В. Международная обстановка второй мировой империалистической войны // Большевик. 1939. № 4. С. 64. . [50] Статья была написана по указанию Сталина заместителем народного комиссара иностранных дел СССР в 1937–1940 гг. В.П. Потемкиным, прикрывшимся псевдонимом. Не ограничиваясь на переговорах с И. Риббентропом в Москве в сентябре 1939 г. заявлением о том, что «основным элементом советской внешней политики всегда было убеждение в возможности сотрудничества между Германией и Советским Союзом» {591} 591 ДВП СССР. Т. 22. Кн. 2. С. 609. Курсив мой. , [51] Цитируется по немецкой записи переговоров Сталина и Молотова с Риббентропом, завершившихся подписанием Договора о дружбе и границе между СССР и Германией от 28 сентября 1939 г. и двух секретных дополнительных протоколов. Сталин подчеркнул: «Советское правительство в своей исторической концепции никогда не исключало возможности добрых отношений с Германией» {592} 592 Там же. С. 609. Курсив мой. .

Западноевропейские лидеры, еще за несколько лет до заключения советско-германского пакта, считались с возможностью сближения СССР с Германией, несмотря на острое идейно-политическое противостояние между ними.

Вот один из многих примеров.

В марте 1935 г. Сталин получил очередное разведывательное сообщение, которым придавал первостепенное значение. Сообщение было основано на документах МИД Франции, составленных в связи с миссией в Париж министра иностранных дел Англии А. Идена. На нем пометы: «Важно (правдоподобно)» и «Мой архив» {593} 593 Заместитель] Нач[альника] ИНО ГУГБ Слуцкий — товарищу Сталину [29 марта 1935 г.] // РГАСПИ. Ф. 558. Д. 188. Л. 74–78. .

Приведем ту часть агентурного сообщения, которую подчеркиванием выделил из всего документа Сталин:

«По мнению министра иностранных дел Франции П. Лаваля, совершенно ошибочно рассматривать СССР и гитлеровскую Германию, как держащих друг друга в страхе, разрешая таким образом западным державам мирно извлекать пользу из этой враждебности. Германо-советская враждебность вовсе не является неизменным фактором международной политики, на котором можно было бы базировать политику на длительный срок.Похоже даже на то, что в этой враждебности есть известный расчет, и что Германия пытается вовлечь Францию в торг, при котором СССР был бы предоставлен Германии. Добившись от Франции свободных рук в отношении СССР. Германия смогла бы очень хорошо сговориться с СССР к невыгоде Франции» {594} 594 Там же. Л. 77. .

Как можно судить из сталинского «правдоподобно», это мнение Лаваля, опасавшегося советско-германского сближения в обозримом будущем, нисколько не удивило Сталина — человека, не видевшего в нацизме препятствия для возврата СССР и Германии к сотрудничеству времен Рапалльского и Берлинского договоров. С возрастанием напряженности в Европе подобного рода опасения (как у П. Лаваля) на Западе лишь умножились.

Показательно, что советская сторона в этой «игре» на нервах не гасила, а скорее поддерживала спекуляции на тему неопределенности своего будущего выбора. Классическим примером представляется в этом плане перепечатка статьи из английской прессы, появившаяся в «Правде» в самом конце января 1939 г. «Чрезвычайно неблагоразумно предполагать», говорилось в заключение этой статьи, «что существующие разногласия между Москвой и Берлином обязательно останутся неизменным фактором международной политики» (подробнее об этой перепечатке уже говорилось в главе 3).

У Буллит, посол США в Советском Союзе в 1933–1936 гг., продолживший дипломатическую карьеру посла во Франции, склонялся к тому, что подобного рода публикации верно отражают советские намерения войти в соглашение с Германией. 22 августа 1939 г., в день, когда было объявлено о предстоящей поездке И. Риббентропа в Москву для подписания советско-германского пакта о ненападении, Буллит писал государственному секретарю США К. Хэллу в Вашингтон о том, что начиная с января 1939 г. по меньшей мере шесть раз он предупреждал премьер-министра Франции Э. Даладье о ведущихся между Германией и СССР «самых серьезных переговорах» {595} 595 W Bullitt to С. Hull. Paris. August 22, 1939 // Foreign Relations of the United States (FRUS). Diplomatic Papers. 1939. Vol. 1–5. Washington, 1955–1957. Vol. 1. P. 302. .

Завязавшиеся в марте-апреле 1939 г. переговоры СССР с Англией и Францией, по инициативе последних, о совместном противодействии агрессии в Европе сопровождались подозрениями обеих сторон, и советской, и западной, что другая сторона на переговорах может пойти на сделку с Германией. Так, в начале мая 1939 г. У. Буллит писал из Парижа К. Хэллу об опасении руководства министерства иностранных дел Франции, что «русские могут снова попытаться, как они уже пытались сделать это, прийти к соглашению с Гитлером» {596} 596 W Bullitt to C. Hull. Paris. May 1, 1939 // Там же. С. 244–245. .

Сталинское руководство крепко уверовало в решающую роль в европейской и даже мировой политике советско-германского согласия. В послевоенный период, в условиях Холодной войны, сталинское руководство, видимо, не прочь было попытаться вновь разыграть германскую карту в геополитической игре на континенте, противопоставляя Германию странам Запада. При создании Германской Демократической Республики в октябре 1949 г. Сталин вспомнил о довоенных советских намерениях в отношении Германии, назвав образование ГДР «поворотным пунктом в истории Европы» {597} 597 Телеграмма И.В. Сталина президенту Германской демократической республики господину Вильгельму Пику, премьер-министру Германской демократической республики господину Отто Гротеволю. 13 октября 1949 г. // Известия. 1949 г. 14 октября . Повторив еще более завышенную, но оправдавшую себя оценку, которую дал В.М. Молотов советско-германскому пакту 1939 г. при его ратификации — как «поворотному пункту в истории Европы, да и не только Европы» {598} 598 Выступление В.М. Молотова на внеочередной IV сессии Верховного Совета СССР 1-го созыва. 31 августа 1939 г. // Известия. 1939.1 сентября . Да, с 23 августа 1939 г. — за один день! — миру предстояло стать другим: начавшаяся вскоре война в Европе распространилась далеко за ее пределы с длительными устойчивыми последствиями.