Константин Станюкович - Два брата

Занятый этими мыслями, Николай и не заметил, как приблизился рыженький господин и присел около.

- Мы, кажется, встречались? - проговорил г.Пастухов тоненьким голосом.

- Да, - ответил Николай. - В редакции "Общественного блага"{255}.

- Именно. Вы там по-прежнему?

- Нет.

- Ушли?

- Ушел! - сухо ответил Николай.

- Я и не знал. Скотина там редактор... ну, и сотрудники... я вам скажу...

- Вы, кажется, тоже сотрудничаете? - резко заметил Николай.

- Да, печатаю критические, педагогические статьи... Может быть, читали? Буквой Ф. подписываюсь. Платят там... Мне до редакции нет дела... Черт с ними!

Пастухов помолчал и заметил:

- И скучища же здесь, я вам скажу!

- Кто ж мешает вам уехать?

- Да уж подожду до ужина. Ужин по крайней мере хороший! А за ужином будем опять слушать Иоанна Златоуста{255}... Он здесь - соловей. Вы знаете Присухина?

- Немного.

- Репутация большая, а в сущности он - скотина порядочная. Состояние имеет большое, а как платит помощникам... Стыд!

Пастухов стал перебирать гостей и про каждого сообщил какую-нибудь сплетню. Сплетничал он с каким-то захлебыванием, и сплетни у него имели характер необыкновенно пакостный. Глазки в это время искрились, и самого его передергивало.

- Слышите, как Браиловский распинается? Прислушайтесь-ка! А ведь все врет, все врет... Выгнали его из акциза, - он в акцизе служил и, говорят, того! - подмигнул глазом Пастухов, - а теперь либерал... читают его... есть дураки... А поэтесса млеет... мужчина-то он ражий!

- Какая поэтесса?

- Да возле вас сидела... Толстая барыня... Сижкова... Ни малейшего таланта, так печатают, на затычку, а она и в самом деле думает, что поэтесса... Бабе мужа хочется, - вот и стихи. Муж хоть и есть, но так только, по названию, так она почувствовала поэтические приливы...

"Фу, какой пакостный сплетник!" - подумал Николай.

- Жаль, вот наш Бетховен уехал, а то бы новую музыку послушали.

- Какой Бетховен?

- Да Битюгов. Худой, с длинными волосами. Он ведь гений... Оперу сочинил. Я слышал отрывки... Черт знает что такое!..

Вязникову становилось противно. Мелкая, самолюбивая, завистливая душонка обнаруживалась совсем голо. Николай встречал немало сплетников, но такого озлобленного и подленького пришлось увидать в первый раз. Не было ни одного лица из множества более или менее известных лиц, упомянутых г.Пастуховым, о котором бы он не рассказал какой-нибудь невозможной гнусности и притом самого ужасного характера. Такой-то, которого все считают за порядочного человека, уморил жену, такой-то бьет кухарку, тот скуп, как Плюшкин, этот по уши в долгах и живет на счет купчихи, тот выдал чужое исследование за свое. Этот рыжеватенький молодой человек, казалось, был пропитан насквозь завистью и не мог равнодушно слушать, когда кого-нибудь хвалили. Он тотчас же как-то ежился, хихикал и дарил какой-нибудь пакостью. А между тем Николай видел, с каким заискиванием он относился к тому самому редактору, которого он обозвал скотиной, как лакейски льстил Присухину, как лебезил перед Любарским. При этом Пастухов, когда сплетничал, как будто сожалел, что такой-де известный человек и вдруг подлец.

- К чему вы рассказываете мне все эти сплетни? - спросил наконец Николай, выведенный из терпения.

Пастухов быстро заморгал глазами и захихикал.

- К чему? Да ведь интереснее же сплетничать, чем слушать все эти возвышенные разговоры. Признайтесь, интереснее? Вон там они требуют реформ, но ведь ни один из них на это рубля своего не даст, ей-богу не даст!

- А вы-то сами?

- Я?.. С удовольствием дал бы, чтобы посмотреть, как все эти господа перегрызутся. Ей-богу, дал бы! - весело хихикал Пастухов. - Спектакль был бы интересный.

Однако Пастухов смолк и взглянул на часы.

- Здесь в два часа ужинают! - промолвил он.

Николай не отвечал. Он поднялся с дивана и пошел в кабинет. В передней звякнул звонок.

- Она! - произнес Николай, останавливаясь на пороге.

В гостиную торопливо вошла Нина, неся за собой тонкие струйки душистого аромата. При ее появлении в гостиной смолкли разговоры - все невольно любовались красавицей. Она действительно была необыкновенно красива и изящна в нарядном туалете. Черное бархатное платье, плотно облегавшее мягкие формы роскошного бюста, ниспадало тяжелыми складками вдоль стройной, гибкой, высокой фигуры, оканчиваясь длинным шлейфом. Черный бархат еще рельефней оттенял ослепительную белизну лица, шеи и груди, полуприкрытой прозрачными белыми кружевами, окаймлявшими вырез платья. Золотисто-рыжие волосы, собранные в роскошные косы, спереди были гладко зачесаны назад; высокие белые перчатки обливали изящные очертания маленьких рук с сверкавшими на них браслетами. В маленьких розовых ушах горело по брильянту.

Что-то ослепительное и раздражающее было в нежных, тонких чертах, в блестящих глазах, во всей роскошной фигуре этой красивой женщины, и Нина показалась сегодня Николаю прелестнее, чем когда-либо. Он вместе с другими невольно любовался ею и не спускал с нее глаз.

Нина поцеловалась с матерью, приветливо пожала руки гостям и, сказав несколько слов, как прошла опера, направилась в кабинет.

- Николай Иванович! Вот не ожидала вас встретить! - воскликнула Нина, останавливаясь, несколько удивленная, перед Николаем и дружески протягивая ему обе руки. - Мне сестры говорили, что вы были раз с визитом и с тех пор в воду канули. Какой счастливый ветер занес вас сюда? Очень рада вас видеть, очень рада! - повторила она задушевным тоном, ласково глядя на Николая. Как вы живете? Счастливо? Впрочем, нечего и спрашивать! Разумеется, счастливо. Разве в ваши годы люди бывают несчастливы. Одних надежд сколько впереди! Мы с вами, надеюсь, еще поговорим сегодня, поболтаем, как, бывало, болтали в деревне. Хорошо там было!

Николаю показалось, что при этих словах, словно тень, пробежала грустная улыбка по ее губам и легкий вздох вырвался из груди.

- А теперь пойду к гостям! - прибавила она, указывая веером на кабинет. - Вероятно, Горлицын, по-старому, просвещает?

- Да.

- Все как было, ничего не изменилось!.. И как это им не наскучит!.. улыбнулась она, отходя от Николая. - А впрочем, может быть, оно и лучше! прибавила она, полуоборачиваясь на ходу.

Через несколько минут Нина сидела с Николаем на одном из маленьких диванов, за столом, на котором стоял маленький поднос с чашкой чая и печеньем.

- Ну, рассказывайте теперь о себе, - говорила она, стягивая перчатки и принимаясь за чай.

- Ничего о себе интересного рассказать не могу, Нина Сергеевна. Немного работаю, а больше бездельничаю.

- По крайней мере не скучаете?

- Этим не грешен.

- И слава богу. Вы ведь, кажется, адвокат?..

- Да, но пока больше по названию.

- Что так? Еще не сделались известностью?..