Роман Ключник - ТЕРРОР ПОСЛЕ 1917. СУПЕРТЕРРОР. СОПРОТИВЛЕНИЕ. Том 6.

З. Гиппиус ещё долго хвасталась, — когда Блоку было очень плохо от голода, холода и болезни, то он всё равно смотрел на неё — красавицу влюбленными глазами, но она идеологического врага (с её слов) не могла простить! (А помните в предыдущей книге, — что она вместе с Гершензоном и Эфросом про смерть В. Розанова выдумала?). И эта негодяйка ещё умудрилась на подобных мемуарах заработать немалые деньги на Западе.

Потом ленинские специалисты по пропаганде попытались осуществить коварный выверт, чтобы не объясняться, и чтобы народ особо не задумывался над поэмой, и чтобы поиметь от этого знаменитого умника пользу — после смерти назвали Блока «красным певцом», «певцом революции», из поэмы «Двенадцать» нагло сделали гимн революции, и таким образом украсили себя, как орденом, знаменитым загубленным ими поэтом. Этот подлый прием не нов, — в середине 19-го века такое уже вытворял «прогрессивный» критик Писарев. Когда И.С. Тургенев написал просветительский роман «Отцы и дети», однозначно осуждая грядущего бомбиста, нигилиста Базарова, то Писарев умудрился из никчемного грызущего ногти на грязных руках и потерявшего всякий смысл жизни интеллигента Базарова сделать героя «нового времени», и убедить многих, что Тургенев, якобы, так и задумал показать бунтаря-героя, распропагандировать. А уж как после этого большевикские и советские идеологи эту идею «развили».

К весне 1918 года очевидное увидели многие русские интеллигенты, не только Блок, и наконец-то поняли произошедшее в 1917-ом. И в интеллигентской среде с большим опозданием вспыхнул антисемитизм, уже совсем бесполезный и беспомощный антисемитизм. Ярый защитник равноправия евреев при царизме — Екатерина Кускова в своей статье в «Еврейской Трибуне» в те годы писала:

«В №138 «Еврейской Трибуны» С.Л. Литовцев-Поляков спрашивает меня и других утверждающих, что в России растёт антисемитизм, даже среди интеллигенции — кто это такие, эти интеллигенты-антисемиты? А потом — «антисемитизм был всегда в значительной степени интеллигентской выдумкой»! К сожалению, не так это всё. Буду даже говорить только за себя. Я имела (в предыдущей публикации) в виду ту среду, которая раньше, до революции, считала бы личным оскорблением, если бы кого-нибудь из этой среды обвинили в антисемитизме. Достаточно сказать, напомнить, как набросилась эта радикальная интеллигенция на Струве, когда он стал развивать теорию о «национальных отталкиваниях».

Скажу больше: это чудовищно, но антисемитизм развивается не только в русской интеллигенции, но и в еврейской. Приведу несколько примеров. Встречаю женщину-врача, еврейку. Долгий разговор на тему: «Еврейские большевистские администраторы испортили мне мои прекрасные отношения с местным населением. И это население относится ко мне теперь отвратительно; я чувствую себя отвратительно.

Ров вырыт. Но когда я смотрю на евреев-большевиков, издевающихся над русским населением, я сама себя чувствую антисемиткой». И это — далеко не единственный пример.

Вот городская учительница:

«Понимаете, меня ненавидят дети, вслух орут, что я преподаю в еврейской школе. Почему в еврейской? Потому что запрещено преподавать Закон Божий и выгнали батюшку. — Да, потому что в Наркомпросе — все евреи, а вы от них поставлены!»

Вот гимназистки, гимназисты. Какие разговоры? О насилиях евреев. Молодежь вообще более антисемитична, чем старшие. Я уже не говорю о взрослых, которые на каждом шагу говорят: «Ну, знаете, довольно, достаточно! Показали они себя, помучили нас!» Всё это до ужаса противно. Но всем этим — полна русская жизнь сейчас. Настолько полна, что официальный орган большевиков, Политуправление, разослал прокламацию, в которой разъясняет, почему в администрации так много евреев: «Когда российскому пролетариату понадобилась своя интеллигенция и полуинтеллигенция, кадры административных и технических работников, то не удивительно, что оппозиционно настроенное еврейство пошло ему навстречу. Пребывание евреев на административных постах новой России, — совершенно естественная и исторически неизбежная вещь, будь эта новая Россия кадетской, эсеровской или пролетарской». Ибо русской оппозиционной интеллигенции недостаточно. А раз это неизбежно и «на месте прежнего Ивана Петровича Иванова сидит теперь Арон Моисеевич Танкелевич», продолжает прокламация, то от неприятных ощущений при такой перемене следует «излечиться».

Уже в апреле 1918 г. Совет Народных Комиссаров г. Москвы и Московской области опубликовал — как будто лишь для своей области циркуляр к Советам «по вопросу антисемитской погромной агитации». Однако этот циркуляр был растиражирован через газету «Известия» с обращением ко всем Советам, — что необходимо провести ряд разъяснительных мероприятий: «специальные заседания Советов, посвящённые еврейскому вопросу и борьбе с антисемитизмом», «митинги и лекции с агитационной кампанией». Эта кампания Ленина особенно обрадовала нашего современника из Израиля Я. Рабиновича, который в 2005 году написал для своих:

«Безусловно, что наваждение лицами еврейской национальности ведомственных учреждений в центре и на периферии вызывало не только возмущение, но и озлобление у русского «заблуженного народа». Ленин прекрасно понимал всю сложность ситуации и в эти месяцы весьма не упускал из виду возникшее напряжение вокруг еврейской темы».

Кроме совета «излечиться» и пропаганды — «доходчивого» объяснения замены русской элиты еврейской «естественной и исторической неизбежностью» захватчики сами принимали усилия — чтобы излечить «неправильное» покоренное население. Причем методы «полюбить захватчиков» использовались самые простые, примитивные, мерзкие и жестокие — во-первых, постоянным третированием, унижением, например, — «Рахманинову не давали залов, уверяя, что публика требует не «устаревшего музыкального хлама», а новаторских сочинений Регера и Шеньерга. Один из щелкоперов озаглавил свой пасквиль о музыке Рахманинова так: «Фашизм в поповской рясе». И Сергей Васильевич решился: надо уезжать»; таким образом, оставляя без средств к существованию, выдавливали, прогоняли с Отчизны. Во-вторых, страшным голодом — придумал лично В.И. Ленин:

«Хлебная монополия, хлебная карточка, всеобщая трудовая повинность являются в руках пролетарского государства самым могучим средством учёта и контроля. Это средство контроля и принуждения к труду посильнее законов конвента и его гильотины». И Ленин ввел принцип целевого кормления — «этому дам, а этому не дам» — пусть подыхает с голоду, поумнеет. В ноябре 1917 г. Ленин в беседе с наркомом продовольствия А. Цюрупой инструктировал — чтобы «рабочим отпускался полный продовольственный паёк, а прочим классам населения, в особенности нетрудящимся, паёк уменьшался и доводился в случае необходимости до нуля». Таким образом Ленин, коммунисты, пожалуй, впервые в истории человечества ввели понятие «классового пайка» и «классового голода». Нет никаких сомнений, что Цюрупа начал рьяно усердствовать ещё с ноября 1917-го и взял под контроль все продовольственные запасы и стал выборочно раздавать продовольственные карточки. Старые большевики-ленинцы вспоминали, что система раздачи карточек была очень несовершенна — самые шустрые из ленинцев могли в течение одного дня получить несколько таких карточек в различных местах и — обжираться.