Константин Станюкович - Пари

Не оглашался заштилевший рейд и необузданно вдохновенной руганью старших офицеров и боцманов, обычной во время уборки судов. К подъему флага все суда уже блистали умопомрачающею чистотой.

Только изредка проносилось ожесточенно громкое морское окончание сухопутных слов, и среди тишины рейда раздавался исступленный капитанский окрик, похожий на дикий крик душевнобольного из буйной палаты.

С девяти часов на рейде воцарилась особенно торжественная тишина.

Старшие и младшие флагманы осматривали суда своих дивизий.

На кораблях то и дело играли марши, встречавшие и провожавшие адмиралов. По рейду разносились громкие матросские ответы на приветствия адмиралов.

Гичка с младшим флагманом пятой дивизии направилась в глубину рейда, где стояли корветы, бриги, шкуны и тендера. Гичка приставала к разным судам и наконец пристала к "Ласточке".

На палубу шкуны вошла, быстро поднявшись по трапу, высокая, крупная, внушительная фигура старого контр-адмирала Ратынского с строгим и нахмуренным моложавым лицом, которого мичманы прозвали "адмиральшей" и "Сашенькой".

Он еще более выпятил грудь и приподнял густые адмиральские эполеты, еще более нахмурив брови, стараясь таращить свои добродушные глаза как можно сердитее, когда выслушал рапорты вахтенного начальника, молодого мичмана, и командира шкуны, лейтенанта Муратова.

Адмирал подал офицерам руки, поздоровался с выстроенной командой, велел распустить матросов и вместе с Муратовым пошел осматривать шкуну.

Добродушному адмиралу надоело казаться строгим, хмурить свои густые черные брови и подергивать широкими плечами, тем более, что он - и сам когда-то лихой капитан до женитьбы - приходил в восторг от образцового порядка и изумительной чистоты на "Ласточке".

И его лицо расплывалось в широкую улыбку, а небольшие темные глаза улыбались, и вся внушительная фигура адмирала, казалось, стала поменьше.

После осмотра, когда адмирал вместе с Муратовым поднялись наверх и остановились на шканцах, - адмирал проговорил:

- Вы знаете-с, Алексей Алексеевич, я строг. Очень строг-с!

Муратов не поддакнул, хотя и знал, что "Сашенька" любил, чтобы офицеры считали его строгим и на службе боялись его.

- Да-с. Служба... Нельзя без строгости. Но при всем том я не могу указать ни на малейшее упущение... Ваша шкуна - образцовая-с...

Муратов был всегда сдержан с начальством. Он не выразил на своем лице радостного чувства, не поблагодарил за похвалу и молчал.

А флагман продолжал:

- Да-с, обрадовали, Алексей Алексеевич... Такого порядка... не видел... Рад, что могу вам это сказать!

И адмирал крепко пожал руку Муратова.

- Вы увидите, ваше превосходительство, судно не хуже "Ласточки", проговорил Муратов.

- Какое?

- "Ястребок", Александр Петрович.

- Вашего друга?

- Точно так. Быстренина.

- Посмотрю-с. До свидания.

И, перед тем как сходить по трапу, адмирал проговорил уже совсем не как начальник:

- А что забыли нас, Алексей Алексеевич? Жена недовольна... Зайдите к ней...

- Постараюсь, Александр Петрович...

"Ястребком" адмирал восхитился не меньше чем "Ласточкой", а молодой командир тендера просто-таки обворожил его.

Скрывая улыбку, Быстренин как будто слегка испугался появления нахмуренного "Сашеньки" и немедленно согласился с ним, что он строг и что его боятся. Быстренин очень тонко показал, что польщен горячей благодарностью восхищенного адмирала, обещал на днях же быть у адмиральши, ловко осведомился, когда Маруся обедает у своих, и получил приглашение обедать в воскресенье, если не уйдет в море.

В тот же день адмирал, докладывая старшему флагману о посещении судов, особенно хвалил "Ласточку" и "Ястребка". Хвалил обоих командиров, но Быстренина сердечнее и экспансивней.

- Муратов превосходный и достойный офицер... Только какой-то скрытный... Будто не очень ценит похвалу адмирала...

А про Быстренина сказал:

- Блестящий офицер. И капитан-умница. И на берегу умница. И душа нараспашку...

- Оба лихие офицеры! - согласился седой высокий старик.

И, подумавши, прибавил:

- Только полагаю, что Муратов основательнее и серьезнее.

Вечером друзья сошлись в морском клубе.

- Ну как "Сашенька"? Был доволен "Ласточкой"? Не выдержал роли строгого адмирала? - весело спрашивал Быстренин.

- Доволен! - скромно ответил Муратов и заботливо спросил:

- Твоим "Ястребком", конечно, остался очень доволен?

- В восторге!

- То-то! - обрадованно промолвил Муратов.

- Ну да я, признаться, не тронулся его восторгами. - Ведь он "Сашенька" и "адмиральша"! - с презрительной улыбкой сказал Быстренин...

- "Сашенька"... "адмиральша", а службу понимает и добрый, честный человек... Я, брат, доволен, что "Сашенька" нас похвалил.

- В воскресенье звал обедать. Адмиральша недовольна, что давно не был. А тебя звал?

- Обедать не звал. Да и я хочу идти к доктору обедать. Только едва ли... Если задует хороший ветер, уйдем в море...

- И разыграется наш "Друг".

- Ддда! - протянул Муратов.

В субботу с вечера задул зюйд-вест, и в ночь засвежело.

В воскресенье, в шесть часов утра, на флагманском корабле был поднят сигнал: "сниматься с якоря и идти в Феодосию".

Быстренин вернулся с берега поздно и спал, когда сигнальщик вбежал с докладом.

- Ваше благородие!

Ответа не было. Сигнальщик дернул Быстренина за руку.

Прошло две-три минуты, когда Быстренин выскочил наверх.

Хотя и без него работы по съемке с якоря были начаты, но молодой мичман не умел распорядиться как следует, и баркас еще не начинали поднимать.

- Баркас! Баркас! - как зарезанный крикнул Быстренин.

Он взглянул на "Ласточку". Там уже поднимали баркас.

Быстренин понял, что он опоздает.

- Зарезали, Михаил Никитич! Запорю боцмана! Всех запорю! - в бешенстве крикнул Быстренин.

И в эту минуту, казалось, он мог запороть.

Боцман было бросился с людьми поднимать баркас, но Быстренин вдруг велел отставить. Все удивились приказанию и тому, что командир уж не кричал, как бесноватый, что запорет, хотя и никого еще не запарывал.

По лицу Быстренина пробежала торжествующая улыбка. Он подозвал боцмана и приказал:

- Потопить баркас! Понял?

Боцман ошалел.

- Скотина! Потопи за кормой... Не заметят... и буек!.. Вернемся поднимем...

Боцман понял и радостно ответил:

- Есть... "Ласточке" нос утрем, Николай Иванович!..

Боцман убежал, а Быстренин побежал на шпиль, где выхаживали якорь, и уже не грозил перепороть, а заискивающим голосом молил:

- Братцы, навались... братцы, ходом!

Матросы наваливались.

Быстренин просветлел. Он и отличится и выиграет пари. И, довольный, что придумал такую остроумную "штуку", не вспомнил, что пари будет выиграно неправильно и что скажет друг Муратов, если узнает.