Владимир Хотиненко - Новые русские бесы

К. ЛАРИНА: Согласна, Володя.

В. ХОТИНЕНКО: Почему этот странный с усиками персонаж мучает и мучает людей? Что это такое?

Ю. ГРЫМОВ: Так что он сотворил?

К. ЛАРИНА: Что он сделал с людьми?

В. ХОТИНЕНКО: Какие струны затронул? Чтобы этому противостоять, все равно нужно воспитание.

К. ЛАРИНА: Но ты же исходишь все равно из того, что это преступник.

В. ХОТИНЕНКО: Нужно воспитание все равно. Нужен двойной процесс. Само собой разумеется. И я мгновенно стану преступником, когда скажу, что Гитлер не преступник. Я автоматом должен стать преступником. Вопрос другой: мы же понимаем, что мы не отговоримся. Приговором таким, «Гитлер – преступник», мы ничего не сделаем. И пользы никакой не принесем. Процесс сам сложный, понимаешь, разрушить стереотип, это миф разрушить. Задача практически невозможная.

К. ЛАРИНА: Хорошо, другой вопрос задаю. Советская власть – это что такое, Володь?

В. ХОТИНЕНКО: Советская власть – это определенный период в развитии нашей многострадальной родины.

К. ЛАРИНА: Какой?

В. ХОТИНЕНКО: Сложный, всякий, однозначно не могу сказать, что это было правление преступное…

А. СВАНИДЗЕ: И довольно закономерное.

В. ХОТИНЕНКО: Скорее всего, закономерное, поскольку, я уже говорил, и Розанов с удивлением написал, как народ…

А. СВАНИДЗЕ: Ментальность.

В. ХОТИНЕНКО: С удовольствием православный народ вдруг превратился в безбожника и стал рушить все. Это какая-то закономерность. Я думаю, закономерность историческая. Я думаю, закономерность, так же, как у всякого человека есть судьба, это судьба такой, понимаешь. Но закономерность историческая, совершенно точно. Интересно, драматично. Вопрос другой. В этот же период выросло огромное количество людей. Мы сейчас имеем дело с поколением, выросшим в этой среде. Либо с юным поколением, выросшим в никакой среде. Вообще вне культуры, вне памяти, вне ценностей…

К. ЛАРИНА: И они пытаются за что-то зацепиться.

В. ХОТИНЕНКО: У нас же сейчас чудовищный замес на самом деле. У нас сейчас чудовищный социальный замес. Мне кажется, это нельзя не учитывать.

А. СВАНИДЗЕ: Обязательно, конечно.

В. ХОТИНЕНКО: При всем при том, что я верю в мистическую составляющую вот того, что мы условно называем народом русским, вот я в мистическую составляющую верю. Он какой-то самоорганизующийся. Но не знаю, все равно не учитывать это невозможно.

К. ЛАРИНА: А для вас, Ада Анатольевна, советская власть?

А. СВАНИДЗЕ: Советская власть для меня точно так же абсолютно закономерный период, хотя Вы знаете, в моем осознании прошлого есть точка зрения, которая соответствует тому, что писал Алданов в известном смысле, когда он писал свое «Самоубийство». Совершенно гениальная, на мой взгляд, книга. Но дело не в этом. А дело в том, мне представляется, что хотя судьбы народов складываются, в общем, достаточно закономерно для того менталитета, который выработался от среды, от обстановки, от географии, от судьбы на разных этапах и т. д., вырабатывается определенный менталитет. И еще имеет значение случайность. Ну давайте на минуту представим себе, что Каплан, негодяйка, убила Ленина в 18-м году. Не было бы Сталина во главе страны. Потому что Сталин в 18-м году был никто. Просто вот никто – и все. Были бы другие руководители. Тогда, может быть, не было бы ГУЛАГа, не было бы крепостного права для крестьян.

К. ЛАРИНА: Советского.

А. СВАНИДЗЕ: Советского, когда они работали за галочку и не имели паспорта. Не было бы много такого, что нам очень страшно вспоминать наряду с тем, что там было что-то, что нам приятно вспоминать. Были хорошие детские сады, например, но не будем об этом.

В. ХОТИНЕНКО: Хотя есть.

А. СВАНИДЗЕ: Хотя есть о чем. И, между прочим, были и ПТУ, и ФЗУ. Были рабочие хорошие, которых сейчас вы не найдете. Ну, дело не в этом. Я не тоскую по тому времени. Вот вам роль случайностей. Закономерность прорывается сквозь случайности, как говорил Гегель. Маркса я уже не цитирую, поскольку у нас его не уважают. Но, тем не менее, случайность свою роль играет. Она изгибает что-то в ходе истории. Посмотрите: предположим, не убили бы Александра II. И он в этот день подписал бы конституцию, подготовленную Лорис-Меликовым. Он же ехал туда, чтобы ее подписать, когда его убили. Вот его бы не убили. Не было бы Александра III так быстро. Не было бы тогда, если хотите знать, и революции 17-го года, может быть, даже и февральской. Потому что была бы конституция, еще один разворот в русской истории, и все пошло бы иначе. Поэтому я думаю, что советская власть была продукт необходимости, закономерности, воспитанный ментальностью, потому что перейти от крепостного права 61-го года и сразу к торжеству демократии социализма не способен ни один народ, это невозможно. Тем более наш народ, достаточно традиционный. С одной стороны, а с другой стороны, это еще и замес со случайностью известной. Которая бывает тоже в истории каждого народа. Вот не пришел не пришел бы Вильгельм Завоеватель в XI веке…

К. ЛАРИНА: Сколько всего, да.

А. СВАНИДЗЕ: Да. Бастард, как его называли, незаконнорожденный, к тому же еще сын герцогов Нормандских. Не пришел бы он в Англию, не установил бы там новую династию – сколько бы еще англичане пухли в своем медленном развитии, неизвестно. А он внес туда французский феномен, гораздо более продвинутый, и англичане ринулись вперед с XI века. Вот вам – в XIII веке они уже имели конституцию.

К. ЛАРИНА: Вы знаете, я очень люблю тему, вернее, не то, что люблю, для меня очень важна тема в историческом кино, условно историческом, – это тема (тоже условно назову для себя так) – «прокляты и забыты». Это когда я испытываю невероятную боль за то, что делали с моей страной. И когда, благодаря тому же Владимиру Хотиненко, Юрию Грымову, Николаю Досталю, не знаю, Александру Прошкину, можно еще Алексею Герману, мне из небытия достают людей, которых растоптали, та же власть, та же моя родина растоптала этих людей и сделала все для того, чтобы я, гражданин этой страны, о них забыла. Для меня это невероятно важно. Мне кажется, это самое главное. То, собственно говоря, чем, наверное, руководствовался и Анджей Вайда, когда…

А. СВАНИДЗЕ: Конечно.

К. ЛАРИНА: Когда начинал свою работу над «Катынью». Мне кажется, это самое главное. Потому что гордиться этим официозом, уже все понятно. Мне очень хочется гордиться чувством, что моя родина не забыла этих людей. И я очень люблю, когда моя родина так поступает. Я очень люблю, когда люди просят прощения, когда я никогда не забуду этого чувства сопричастности к простой вещи, когда Борис Ельцин, которого сегодня все, кому не лень, пинают ногами, взял и попросил прощения за трех погибших мальчиков, которые погибли во время этого путча 91-го года. Это потом уже началась кровавая бойня, началась Чечня, и все уже забыли. И перестали считать, никто уже прощения не просит. Мне кажется, это очень важно. Не знаю, насколько вы со мной согласны.