Вера Мильчина - Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

В упомянутой Бальзаком комедии Севрена и Дюмерсана «Смешные англичанки» (1814) два знаменитых парижских комика Брюне и Потье играли двух экстравагантных английских леди. Пьесу эту в течение эпохи Реставрации не раз возобновляли на сцене театра «Варьете» в качестве своеобразной мести англичанам за унижение, испытанное французами после поражения при Ватерлоо. Но насмешки над англичанами вовсе не мешали английской цивилизации влиять на французскую.

Во Франции модный язык начал впитывать английские термины именно в эпоху Реставрации: тогда появились в Париже «жокеи», «грумы» и «стипль-чезы» («скачки»), и сама модная элегантность получила английское название «фешенебельность» (от англ. fashionable), а современный щеголь стал именоваться английским словом «денди» (dandy). Английское влияние сказывалось не только в языке, но и в быту, например во вспышке интереса французов к конному спорту. В Англии Жокей-клуб был основан в середине XVIII века, во Франции же первое Общество любителей скачек было создано лишь в 1826 году. Основал его англичанин Томас Брайен; он же в 1827 году выпустил небольшой учебник, благодаря которому элегантные парижане могли узнать британские правила проведения скачек и со знанием дела рассуждать об этом модном спорте. На английские образцы было ориентировано и появившееся в 1833 году по инициативе того же Брайена Общество соревнователей улучшения конских пород во Франции, а также основанный в 1834 году Жокей-клуб.

Анонимный автор очерка «Париж в 1836 году» поясняет, что он имел в виду, когда назвал одну из главок своего сочинения «Облондонение»:

«С помощью усовершенствованных дорог и почт и при содействии пароходов Париж стал теперь ближе к Лондону, чем за тридцать лет к Руану, потому что теперь можно доехать в Лондон дешевле, спокойнее и гораздо скорее, чем тогда в Руан. <���…>

Французский англоман. Худ. П. Гаварни, 1840

В современный французский язык втерлось бесчисленное множество слов, по происхождению французских, но получивших в английском определенное значение. Конские скачки, steeple chases, клубы, кареты и лошади; короче – вся жизнь высших сословий, к которым в Париже все хотят принадлежать, размерена, сколько можно, по английскому образцу. Самая кухня также по возможности англизирована; прежде во всем Париже был только один чайный магазин; теперь их так много, что одни англичане и североамериканцы, как бы ни было велико число их, не могли бы поддержать этой отрасли торговли; но в самом деле чаепития вошли у всех французов в общее употребление. Французские модные торговки, в угождение сухощавым английским мисс, ввели в моду безобразные широкие рукава и очень долго удерживали их, несмотря на то что они явно уродовали истинно прекрасные формы. Как в политике, так и в жизни Париж тайно признает авторитет Лондона. <���…>

Очень достопримечательно, что герцог Орлеанский столько же предан английскому образцу, как его дед; многозначительно также и то обстоятельство, что английское юношество очень, очень сблизилось с французским. Старой, глупой, неестественной народной ненависти теперь, слава Богу, и следа нет.

Во всех французских учебных заведениях тщательно изучают английский язык. Один из английских журналов – Edinburgh Review [ «Эдинбургское обозрение»] – перепечатывается в Париже, так же как всякая несколько значительная книга; это печатание производится с невероятною скоростию и очень исправно.

Длинные трубы паровых машин наполняют и Париж дымом каменного угля, который прежде называли отличительною принадлежностью лондонской атмосферы; в каминах истинных парижских щеголей должен также гореть только один каменный уголь».

Англо-французские контакты, таким образом, все время углублялись и расширялись; тем не менее к английскому театру, например, парижане привыкли далеко не сразу. Английские актеры в эпоху Реставрации гастролировали в Париже дважды: в 1822 и в 1827 годах. Так вот, гастроли эти протекали в совершенно разной обстановке. Приезд английских актеров в Париж летом 1822 года показал, что к восприятию чужого искусства парижане еще не готовы.

Англичане выступали в театре «У ворот Сен-Мартен» со спектаклем «Отелло». Интерес к гастролям был громадный. На первом представлении, 31 июля, все ложи были оплачены заранее, а в час открытия касс, несмотря на сильный дождь, театр окружила толпа желающих купить билеты; за порядком следила сотня пеших и конных жандармов. Впрочем, большинство зрителей было заранее настроено против англичан, и лишь только поднялся занавес и были произнесены первые слова, как из всех концов зала послышались свистки и шиканья. Актеры надеялись, что при появлении актрис в сердцах зрителей проснется прославленная французская галантность. Но шум становился все громче, а в середине третьего акта произошел скандал: двое зрителей в партере повздорили, а их соседи, испугавшись, бросились на сцену через рампу, разбили несколько ламп и поранились. Пришлось призвать жандармов и опустить занавес. Когда все немного успокоилось, один из актеров вышел на авансцену и спросил, хочет ли публика видеть продолжение спектакля. Зрители ответили согласием и до конца «Отелло» вели себя тихо.

Но затем наступило время играть вторую пьесу – комическую оперу «Свидание», переведенную на английский язык с французского. Английские актеры в этой пьесе желали быть «как можно ближе к природе», а французам такое поведение на сцене показалось «просто подлым». В довершение всего английская актриса, игравшая субретку, после хорошо спетой арии удостоилась аплодисментов – и поклонилась, что во Франции было не принято; тут же снова начались смешки и шиканья, на сцену полетели разные предметы, и кусок сахара попал актрисе в голову.

Скандалом закончился и следующий вечер, хотя цену за билеты увеличили вдвое (чтобы сделать их недоступными для буйных простолюдинов), а в коридорах театра поставили жандармов. На сей раз англичане давали «Школу злословия» Шеридана и одноактную комедию «Интрига, или Дорога в Бат». Актеры снова начали играть под крики и свист, на сцену полетели тухлые яйца и даже камни; одна из актрис лишилась чувств, и занавес пришлось опустить. На вопрос директора театра, нужно ли продолжать спектакль, зрители дружно закричали «нет!», но согласились посмотреть другую, французскую пьесу. Однако выяснилось, что для изменения репертуара необходимо разрешение префекта полиции; в ожидании его ответа разъяренные парижане начали бросать на сцену камни и стулья. Префект менять репертуар не разрешил и предписал жандармам в случае неповиновения применить силу, что и было исполнено. Таким образом, в 1822 году попытка приобщить парижан к английскому театральному искусству закончилась полным фиаско.