Анатолий Степанов - Футболист

- Миша, Мишенька, - узнал человека Олег и выпрыгнул на ходу.

- Не молодые, а безобразничаете, - криком осудила его проводница.

Немолодым было не до нее: положив руки на плечи, они рассматривали друг друга.

Новый бордовый Мишин "Москвич" побежал от города в горы.

- У тебя-то как? - спросил Олег, рассматривая через стекло полузабытые скалы. - По-прежнему столовой заведуешь?

- Я эту столовую в аренду взял, - отвечал Миша. - Ресторан теперь у меня. "У футболиста" называется. Клиенты довольны, государство довольно, а мне почему недовольным быть? Сам себе хозяин.

- Ах, какой ты молодец, Мишка! - искренне восхитился Олег.

"Москвич" бежал недолго. Километров через двадцать он свернул и, въехав в большое село, остановился у дома с вывеской, на которой и впрямь было написано: "У футболиста".

Они поднялись по ступенькам, и Миша сорвал со стеклянной двери рукописное объявление.

- Что там написано? - спросил Олег, увидев, что написано не по-русски.

- Извините меня, я сегодня не работаю, потому что ко мне приехал мой лучший друг, великий футболист Олег Норов, - перевел Миша и открыл дверь.

В зале столиков на пятнадцать никого. Олег осмотрелся. Камень, тяжелое, без дураков, дерево, отличные, в изящных рамках, фотографии по панели - футболисты.

- Где я? - полюбопытствовал Олег.

Миша молча указал на фотографию, открывающую экспозицию. Молодой Норов в падении забивает головой гол. Красиво. Олег обернулся к Мише:

- А ты?

Фотография Миши была последней в ряду. Молодой Миша, обхватив голову руками, в отчаянье сидит рядом с лежащим вратарем. А мяч в сетке.

- Вот так я играл в защите, - горестно признался Миша.

- Самоуничижение - грех пуще гордыни. Я-то знаю, как ты играл в защите.

Из внутреннего помещения в зал вошла статная женщина с подносом в руках и от двери уже сказала чудным грудным голосом:

- Здравствуй, Алик.

Олег бросился к ней, отобрал поднос, поставил его на ближайший столик, осторожно взял ее руки в свои, поцеловал их поочередно.

- Тома, Тома, Тома, - говорил Олег, - сестричка ты моя...

Тамара освободила руки, взяла Олега за уши, поцеловала в обе щеки, отстранилась и снова взяла в руки поднос:

- Садитесь, мужчины.

Они послушно сели за столик у окна.

- Любимый столик Человека-горы, - сказал Миша.

- Да ну его! - отмахнулся Олег и, наблюдая за тем, как Тамара расставляет закуски, добавил: - Пока. А сейчас будем вспоминать старое, да, Тома?

Последним на стол был поставлен стеклянный графин, полный сверкающей воды. Осмотрев дело рук своих, Тома разрешила:

- Приступайте, мужчины.

- А ты? - обиделся Олег.

- У вас мужские дела. Поговорите, подумайте, а потом уж и я приду, ответила Тамара и ушла.

Миша разлил воду по фужерам.

- Ты что, тоже воду будешь пить? - удивился Олег.

- Ты не пьешь вина, и я не пью вина. Зачем мне пить, когда ты не пьешь?

Опередив Мишу, Олег поднял фужер:

- С этим маленьким бокалом, но с большим чувством... Я хочу выпить за память, Миша. Я помню, как двенадцать лет и десять месяцев назад ты разыскал меня в Ростове пьяного, грязного, вонючего. Я помню, как ты привез меня к себе. Я помню, как я лежал на диване, а ты, скрипя зубами, носил мне кувшины с вином. Я помню, как однажды, проснувшись среди ночи, я увидел вас с Тамарой. Ты смотрел на меня, а Тамара плакала. Я помню твой взгляд и Тамарины слезы. Я помню, что подумал тогда о вас и о себе. Я помню, как умирал, а ты сидел рядом и гладил меня по голове, лишая меня возможности просить о выпивке. За память, Миша. И за дружбу, твою дружбу, которая спасает.

Они чокнулись и выпили воду до дна.

Консерватор Олег Александрович Норов любил старину. Эта гостиница была построена в начале века в стиле модерн.

- Хорошо, - сказал Олег, разглядывая замысловатое антре отеля.

Миша не ответил, потому что смотрел на черную "Волгу", которая остановилась впритык к его "Москвичу". Из "Волги" вышел молодой человек в строгом костюме и шляпе, подошел к Олегу и осведомился:

- Олег Александрович?

Олег кивком подтвердил, что он Олег Александрович. Тогда молодой человек вынул из кармана незапечатанный конверт:

- Велено вам вручить.

Олег, не заглядывая в конверт, осведомился:

- Что это?

- Авиационный билет на первый завтрашний рейс в Москву. Вам.

Олег вынул из кармана билет и клочок бумаги, на котором было написано грубым почерком: "Счастливого пути, Олег. Гриша".

- Передайте Грише, что он ошибся. Я уезжаю послезавтра. У меня в этом городе на завтра запланирован ряд серьезных мероприятий. Кроме того, я хочу посмотреть матч.

- Я передам, - серьезно ответил молодой человек.

- И еще, - не давая ему уйти, добавил Олег, - я хотел бы повидать Гришу.

- Я передам, - серьезно ответил молодой человек.

- И еще, - ощерился в улыбке Олег, - передайте ему три слова: "Ай да Эдик!"

- Я передам, - серьезно ответил молодой человек и направился к черной "Волге".

Олег и Миша проследили за тем, как исчезла во тьме черная "Волга".

- Пойдем по городу погуляем, - предложил Олег, - я его почти забыл.

Они спустились по проспекту, свернули направо и вышли на мост через реку. Посредине моста они остановились и стали глядеть на воду.

- Нас ведут, - сообщил Миша.

- А ты как думал? Они же начали.

- А мы?

- А мы возвращаемся в гостиницу.

До часу ночи Олег, валяясь на громадной кровати, увлеченно читал по-английски истрепанный том Микки Спилейна "Я сам - суд присяжных". В час, с сожалением отложив Спилейна, выбрался из кровати, цепляясь (иначе и не вылезешь), за извилистую, стиля модерн, спинку, погасил торшер, настольную лампу, люстру с висюльками и в темноте уселся в кресло - ждать.

Потрескивала прямо под его окном неоновая буква, слабо освещая номер малоприятной неживой голубизной.

Олег сидел и ждал. В коридоре протяжно ударили напольные часы полвторого. Наконец пробило два. Олег подошел к двери, прислушался. Тихо было в гостинице, совсем тихо. И тотчас в дверь поскреблись.

- Кто там? - негромко спросил Олег.

- Я, Олег Александрович, - шепотом, откликнулись из коридора.

Не включая электричество, Олег открыл дверь.

База была отгорожена монументальным забором от пылких поклонников команды, и проникнуть на ее территорию можно было только через калитку, у которой стоял страж в шикарных усах, необъятной кепке и почему-то с красной повязкой на рукаве. Когда вылезшие из машины Олег и Миша направились к калитке, страж, как Раймонда, встал на их пути и крикнул гортанно:

- Не пущу!

- Почему? - тоже закричал Миша.

- Потому что запрещено!

- Ты меня знаешь?!

- Я вас знаю, Михаил Илларионович!

- Тогда пропусти!

- Не пущу!

Из уважения к Олегу ругались по-русски. А от жилого здания уже бежал, размахивая руками, маленький, с выпученными глазами, человечек, пронзительно шипевший: