Сергей Степняк-Кравчинский - Андрей Кожухов

- Не хотите ли принять участие в пикнике под открытым небом? - сказала она. - Старшая Дудорова выдержала экзамен, и мы празднуем сегодня это событие. Соберется несколько друзей, и будет, наверно, очень весело.

Андрей и Василий охотно приняли приглашение.

- Зина будет? - спросил Андрей.

- Нет-с, они не будут; но они позволили мне пойти, - сказала шутливо Вулич, подделываясь под тон настоящей горничной.

Она направилась к кушетке, с которой поднялся Андрей, подобрав платье, как при переходе через грязную улицу. Усевшись, она позаботилась, чтобы платье не касалось пола.

Комната, в которой жили оба друга, не отличалась образцовой чистотой. Стол, вытираемый локтями, сравнительно был чист; только на четырех углах его виднелась пыль, перемешанная с хлебными крошками. Но на полу расстилался голубовато-серый слой пыли, как первый тонкий снежок. Куски белой, желтой и синей оберточной бумаги были разбросаны в живописном беспорядке. Некоторые из них, впрочем, потеряли уже свой натуральный цвет от пыли: видно было, что уже не первый день они лежат все на том же месте. Пестрая мозаика пола дополнялась раскиданной там и сям яичной скорлупой, окурками папирос, сухими корками хлеба; и все это хрустело под ногами, а сдвинутое с места, подымало облака пыли.

Дело в том, что комнаты Андрея наняты были без прислуги и убирать их входило в обязанности Василия. Но Василий, хотя и бегал в лавочку, чистил сапоги Андрея и ставил самовар с похвальной аккуратностью, считал подметание комнаты излишней тратой времени и энергии. Он никак не мог понять, почему пыль, по которой люди спокойно ходят по улице, так нетерпима на полу. Так как Андрей тоже не обращал на это внимания, то комнаты подметались приблизительно раз в месяц.

Пикник устраивался в небольшом лесу за версту от города. Нужно было отправиться туда пешком, а ужин предполагалось варить на открытом воздухе, поздно вечером. Василий, как человек практический, сообразил, что им не худо бы сперва подкрепиться. У него все оказалось под рукой, и он объявил, что состряпает закуску в одну минуту.

Оба друга редко ходили обедать в трактиры; оно было бы и дорого, и не совсем безопасно ввиду разношерстных посетителей подобных мест. Поэтому они ели большей частью у себя дома, импровизируя очень дешевые обеды, без всяких хлопот. Кусок ветчины, несколько яиц, сельди и неизбежный чай вполне отвечали их неприхотливым вкусам.

Василий открыл шкафик, в котором хранились чайная посуда и всякая провизия. Там оказалась краюха хлеба, чай, сахар и немного молока. В обыкновенное время этого было бы достаточно, но ему хотелось отличиться перед гостьей. Он сбегал в лавочку и через несколько минут явился с большим куском сыра и с завернутыми в бумагу горячими сосисками.

Самовар между тем уже кипел и бурлил. Василий поставил его на стол и заварил чай. Посуды у них было немного: две тарелки и две вилки на всех. Они достались Вулич как гостье и Андрею как хозяину. Василий же в качестве кучера удовольствовался блюдцем и перочинным ножиком, привешенным к поясу на ремешке.

- Как хотите, а я не могу есть за таким столом. На нем хоть репу сей! заявила Вулич, рисуя кончиком мизинца целые узоры на пыльной поверхности стола.

- Только-то! Сейчас вытру, - сказал Василий.

Он оглянулся кругом и увидел висящие на стене розовые панталоны. Василий был очень бережлив и не любил расставаться со своими вещами, так что он все привез с собою из Швейцарии в надежде, что авось пригодится. Но так как Зина строго-настрого запретила ему показываться где бы то ни было в его необыкновенных розовых панталонах, привлекавших всеобщее внимание, то он и повесил их на стене, чтобы, как он выражался, придать "жилой вид" комнате. Однако желание доставить удовольствие гостье в ту минуту преодолело в нем бережливость. Схватив свои столь долго хранимые панталоны, он оторвал кусок и услужливо вытер им стол, прежде чем рассмеявшаяся девушка успела остановить его.

- Вы настоящий дикарь, Василий! - воскликнула она.

- Почему? - удивился он. - Шерстяной тряпкой лучше вытирать пыль, чем бумажной.

- Очень возможно. Но жаль, что вы не употребляете ни той, ни другой и никогда, я вижу, не берете метлы в руки, - сказала она, указывая на пол. Вы бы постыдились держать в таком беспорядке комнату вашего хозяина.

Василий только пожал плечами.

- Что комната! Это пустяки, - вмешался Андрей. - Вы лучше расследуйте, не окончательно ли мы впадаем в варварство.

И он рассказал, как Василий, с тех пор как стал кучером, мыл лицо только по воскресеньям и приучился обходиться без полотенец, вытирая лицо об подушку, а руки оставляя сохнуть на воздухе.

- Лицо и руки скорее грубеют от этого, - объяснил Василий равнодушным тоном.

Он с невозмутимым спокойствием прихлебывал свой чай, не обращая более никакого внимания на шутки своего друга, как будто речь шла не о нем.

После чая Василий и Вулич ушли, Андрей же оставался некоторое время дома. Неблагоразумно было бы выйти втроем. Он нагнал их на площади недалеко от гостиницы.

Уже темнело, когда они подошли к дубовой роще на восточной окраине города. В лесу было пусто, так как день был будничный. Свежий вечерний ветерок донес до них звуки приятного, хотя и не очень сильного баритона, певшего какую-то песню.

- Я знаю, чей это голос. Это Ватажко поет! - воскликнула Вулич.

Она схватила Андрея под руку и ускорила шаги. Дочь юга, она страстно любила музыку и сама недурно пела.

Следуя по направлению голоса, они скоро вышли на небольшую зеленую лужайку на опушке леса, окруженную с трех сторон густою стеною деревьев. С четвертой стороны тянулись кустарники, которые скрывали лужайку из виду, но не мешали любоваться окрестностями Дубравника и полями, расстилавшимися направо и налево.

Певец сидел под деревом. Он был товарищем Вулич по Женевскому университету и еще совсем молодой человек, казавшийся вдвое старше своих лет благодаря обильной растительности на щеках и подбородке.

Молодая женщина невысокого роста в темно-синем платье стояла возле него и слушала пение. Белокурые волосы, обрамлявшие короткими локонами ее миловидное личико, нежный и очень белый цвет кожи, светло-голубые глаза все вместе придавало ей вид не то херувима, не то барашка.

Она отрекомендовалась Войновой.

- Варя? Ах, простите за фамильярность! Варвара Алексеевна? - спросил Андрей.

- Да, Варвара Алексеевна, или Варя, что мне больше нравится, приветливо сказала молодая женщина.

Ее хорошо знали, эту Варю Воинову. И друзья ее были правы, называя ее матерью всех страждущих. Будучи женой доктора либеральных убеждений, она посвятила себя всецело заботам о политических заключенных, делая все, чтобы облегчить их участь, как будто они были членами ее родной семьи.