Сергей Степняк-Кравчинский - Андрей Кожухов

Долго сдерживаемые страсти разом прорвались наружу. Восклицания, истерический хохот женщин, крики и проклятия наполнили залу. Люди вскакивали на стулья, крича и неистово жестикулируя, точно охваченные внезапным безумием. Никогда еще стены этого здания не видели подобной сцены.

Добрая дама во втором ряду - жена председателя контрольной палаты упала в обморок, не дождавшись истерики подсудимых женщин. Жандармский офицер, командовавший конвоем, бывавший у них в доме, бросился к ней со стаканом воды. Но ее соседка, девушка в голубом шелковом платье, быстро загородила ему дорогу.

- Не смейте трогать ее! - закричала она в лицо офицеру, защищая рукою неподвижно лежавшую женщину.

И столько ненависти и презрения было в ее голосе, жесте и сверкающих глазах, что любезный молодой человек съежился, как побитая собака, и исчез, а девушка достала воды с адвокатского стола и принялась ухаживать за соседкой. Она видела ее в первый раз, не знала ее имени, но предположила в ней своего человека, друга подсудимых - каким она, может быть, была в момент обморока, - и этого было достаточно, чтобы защитить ее от ненавистного прикосновения жандарма.

За судейским столом смятение было почти так же сильно, как и среди публики.

Бледный от стыда председатель делал бесплодные попытки унять бурю. Никто его не слушал, но он не дал приказа очистить залу. Ему хотелось, наоборот, чтобы публика осталась и выслушала конец дрожавшей в его руке бумаги. Шестая из подсудимых, младшая Дудорова, принимая во внимание ее молодость, была приговорена не к смертной казни, как требовал прокурор, а к пятнадцати годам каторги. Судьям хотелось оповестить публику о своей гражданской доблести. Но среди всеобщего шума никто не расслышал приговора. Молодой человек - тот самый, который махал платком, - отворил окно и, высунув голову, закричал толпе:

- Смертная казнь! Всем смертная казнь! - Он утверждал потом, что слышал собственными ушами шестой смертный приговор, хотя председатель несомненно читал другое.

В ответ послышался угрожающий рев толпы, усиливший беспорядок в зале. Некоторые из "благонамеренных" вообразили, что толпа врывается в залу и сейчас начнет их всех резать. В припадке панического страха они принялись кричать из-за собственной шкуры. Полицейский офицер, охранявший здание снаружи, вбежал в залу и бросился к председателю. С минуту они совещались, и затем полицейский выбежал в другие двери. Председатель отдал приказ двинуть войска и разогнать толпу во что бы то ни стало. Судьи исчезли во внутренние комнаты, а полиция принялась очищать залу.

Кровавое столкновение казалось неизбежным. Но его не случилось. Самые крайние элементы - организованные революционеры - не желали вооруженного столкновения, которое могло только помешать успеху их более серьезной попытки отбить приговоренных нечаянным нападением.

Манифестация* произошла сама собой и была сделана главным образом посторонними людьми под впечатлением минуты. Это было хорошо, но не надо было заходить далеко.

______________

* Манифестация - массовое выступление для выражения сочувствия или протеста.

Сдерживающее влияние, идущее от крайних к более умеренным, редко бывает безуспешным. Когда эскадрон казаков, за которым следовала пехота, показался в конце улицы, толпа разошлась, и все дело ограничилось криками и несколькими каменьями, брошенными в солдат.

Глава III

БОРЬБА С ПРЕПЯТСТВИЯМИ

В пятницу - через два дня после произнесения приговора - в газетах появилось известие, что генерал-губернатор заменил смертную казнь для старшей Дудоровой двенадцатью годами каторжной работы и сократил на шесть лет срок каторги для ее младшей сестры. Смягчение было значительно и возбудило самые сангвинические надежды в той многочисленной части публики, которая рада первому предлогу, чтобы отделаться от всякого неприятного ощущения. По городу вдруг пошли слухи, что и с остальными приговоренными будет поступлено так же милостиво. Уверяли, что генерал-губернатор за помилование и хлопочет об этом в Петербурге. Передавались даже его подлинные слова, которые одни из вестовщиков будто бы слышали от него лично, а другие - "от самых достоверных людей".

Ни Андрей, ни его товарищи не могли разделять этих иллюзий. Благодаря Ксении, кузине Заики, им удалось установить постоянные сношения с неприятельским лагерем.

Они знали, что губернатор еще ничего не решил и что приписываемые ему слова были продуктом фантазии, если не сознательной ложью. Для Василия и Бориса о помиловании не могло быть и речи. Но приговор над Зиной или Бочаровым, а пожалуй и над обоими, мог быть смягчен. Однако ничего определенного нельзя было сказать. Все зависело от настроения петербургских властей в данный момент. При такой неизвестности работа заговора становилась подавляюще трудною. Малейшая неосторожность могла навлечь роковые последствия, так как стоило полиции открыть или даже заподозрить существование заговора, и четыре друга повиснут в воздухе в виде отместки. При таких обстоятельствах сосредоточение руководства всем в руках одного лица было очень полезно, устраняя опасность многочисленных собраний и совещаний. Но и одному человеку было трудно действовать смело и энергично ввиду громадной ответственности.

В тайну предприятия были посвящены до сих пор только семь человек, хотя для его выполнения нужно было по крайней мере всемеро больше. Меньше чем с полсотней людей даже с динамитными бомбами нельзя было отважиться напасть на вооруженный конвой. Охотников предполагалось завербовать за день или за два до момента действия. Это было лучшим средством сохранить тайну предприятия, требовавшего стольких участников. Семь человек, составлявших ядро заговора, были набраны из местных революционеров с хорошими связями среди городских кружков. Каждый из них, в свою очередь, намечал пять - десять человек, надежных и смелых, которым можно было предложить участвовать в деле. Затем Андрей уж должен был дать знак к созыву этого отряда. План этот соединял быстроту с осторожностью. Но вскоре оказалось, что нужно было пожертвовать той или другою.

Суббота и воскресенье не принесли ничего нового. В понедельник по городу распространился слух, что уголовные под присмотром конвоя копают ямы на Пушкарском поле, где должны были стоять виселицы. Но для скольких приготовлялись они? Для одного? Но работы велись в слишком больших размерах. Для двух, для трех или для всех четырех? Город снова взволновался, на этот раз самыми мрачными слухами. Те самые люди, которые три дня тому назад говорили с полной уверенностью о помиловании, разносили теперь совершенно противоположные известия.