Сергей Ченнык - Альма

Генерал Богданович категоричен: «Тарутинский же полк, стоявший за резервными батальонами Брестского и Белостокского полков в колоннах к атаке, не принял почти никакого участия в бою…». {495} 495 Богданович М.И. Восточная война 1853–1865 годов. В 4-хтомах. T. III. СПб., 1877 г.

Видя тяжелое положение стрелков Московского полка и бесполезность резервных батальонов с их допотопными кремневыми ружьями, генерал Волков даже не подумал усилить их своими штуцерными. Думаю, что генерал Волков видел в каждом солдате, удалившемся от своего батальона более чем на пару сотен шагов, потенциального дезертира.

А Бейтнер считал, что действия Тарутинского полка могли изменить ситуацию. «Должно быть, некому было надоумить, чтоб Тарутинский полк хотя бы в эту минуту выставил своих штуцерных на то место, где следовало быть какой-нибудь батарее. Одного развернутого батальона из второй линии было бы достаточно расположить левее штуцерных над крутостью. Тогда кровь потекла бы струями из враждебной для нас силы и уму нашего главнокомандующего дала бы возможность сообразить, как поступить с правофланговой французской дивизией, обессиленной более чем двухчасовой пальбой…

А так как Тарутинский полк не намерен был делать выстрелов ни туда, ни сюда, то можно предположить, что мы так одни и отправимся в левый угол, где пришлось мне быть наблюдателем от начала до конца и стоять там перед тремя различными частями неприятельских войск». {496} 496 Шульман Ю. От Севастополя до Неноксы. Владимир Бейтнер — воин, исследователь, писатель. М., 2002 г. С. 69.

Вывод может быть единственный: в действиях генерала Волкова присутствует не только трусость, но и подлость по отношению к другим полкам.

«Пока разрозненные части Московского полка сопротивлялись врагам слабым числом своих стрелков, генерал Волков и не подумал его подкрепить своими штуцерными.

Если от подобной попытки его удерживало присутствие невдалеке самого главнокомандующего и безмолвного на этот раз начальника 17-й пехотной дивизии, которого авторитет был на этот раз, к сожалению, оставлен без внимания, то повернув свой полк назад перед приблизившимися к нему ядрами, что он сделал в наших глазах по собственному внушению, он прежде должен бы был выставить на этой линии, которую покидала цепь штуцерных, и пропустить сквозь нее отступавший Московский полк, чего, однако, он и не подумал сделать. Тарутинский полк, выйдя из жестокого сражения, так и не закоптил своих ружей, как-будто в них надобности не было». {497} 497 Там же. С. 46–47.

А что Кирьяков? Оказывается, Асланович несколько раз подъезжал к нему и спрашивал, что делать. Командир дивизии, который в это время был занят установкой батареи, просто не обратил внимания на командира резервной бригады, а когда понял, что брестцы и белостокцы уходят, было уже поздно. В этот момент Кирьяков откровенно растерялся и сам уже не знал — что действительно нужно делать.

У тарутинцев тоже не всё было хорошо. Через их головы полетели первые французские ядра. Слева сдерживали дивизии Боске и Канробера Минский и Московский пехотный полки. Справа не было ничего видно, но доносившаяся из густого дыма интенсивная перестрелка, которую вел Бородинский полк, не сулила ничего хорошего. Все настроились на отступление. Нужен был только повод.

И он вскоре появился — отсутствие приказов и неясная ситуация. К примеру, Ходасевич говорит, что именно эта неопределенность сказалась на общем настроении как офицеров, так и солдат.

Когда генерал-лейтенанту Кирьякову доложили, что французы уже на плато, он внезапно развернулся и поехал в тыл, не сказав никому ни единого слова. Оговорюсь, это версия Ходасевича, считающего, что командир дивизии понял, что сражение проиграно и покинул поле сражения. {498} 498 R. A. Hodasevich, A Voice from Within the Walls of Sebastopol: A Narrative ofthe Campaign in the Crimea, and ofthe Events ofthe Siege, Oxford University, 1856. P. 64–74.

Ходасевич говорит, что в это время мимо батальона проехал князь Меншиков со свитой. Увидев отступавших тарутинцев, главнокомандующий процедил сквозь зубы, похоже, ни к кому не обращаясь, что такое отступление — настоящий позор для русского солдата. На это один из офицеров ответил ему, что если бы полком командовали, то он бы и сражался соответственно. Ничего не ответив, князь продолжил свой путь вдоль линии. {499} 499 R. A. Hodasevich, A Voice from Within the Walls of Sebastopol: A Narrative of the Campaign in the Crimea, and of the Events of the Siege, Oxford University, 1856. P. 75.

С этого времени Тарутинский егерский без остановки покидал поле сражения. Слева отбивались от французов минцы и московцы. В двух километрах справа шел в атаку и погибал Владимирский пехотный полк. Плохо, с кровью и разорванным мясом, но фланги русской армии держались. Немалой кровью «умывались» там французские и английские пехотинцы. Но в центре русской позиции всё было кончено. Километровая брешь решила исход сражения.

Когда полк вышел из сражения и, как сказал капитан Ходасевич, шум снарядов перестал пугать нас, он спросил своего командира батальона, куда мы идем. Слово «бежим» употреблять не решались, хотя все видели, что оно более всего подходило к случившемуся.

Как оказалось, Ильяшевич сам не знал, что делать раньше. Более того, когда все оказались в безопасности, вдруг стало стыдно. Пересчитали людей. Почти все были на месте. Недосчитались в строю 20 солдат. Один офицер был ранен. Все смеялись над ним, говоря, что он выполнил обещание, данное невесте в Петербурге приехать к ней сразу после первого сражения в Крыму. {500} 500 R. A. Hodasevich. A Voice from Within the Walls of Sebastopol: A Narrative of the Campaign in the Crimea, and of the Events of the Siege, Oxford University, 1856. P. 75–76.

Но самое интересное началось уже после войны, когда пришел черед делить «процент героизма». Тут Волков оказался впереди если не всех, то многих.

«Спустя года два или три после войны, как только в нашем отечестве сделалось известным, что французские генералы, именно принц Наполеон и Канробер, по ошибке сочли встретившие их за р. Альмой ротные и полубатальонные колонны Московского пехотного полка за «храбрый Тарутинский полк», то, как я слышал, этот самый командир не замедлил подтвердить и присвоить себе и своему полку это лестное название «храбрый»; причем он нашел даже нелишним представить и к награде ничем не отличившихся, но близких ему людей». {501} 501 Шульман Ю. От Севастополя до Неноксы. Владимир Бейтнер — воин, исследователь, писатель. М., 2002 г. С. 47.

Трудно говорить сейчас за тех людей, которые покинули поле сражения, подставив под удар всю русскую армию, обрекая ее на поражения. Причины столь, казалось, странного поведения никто толком объяснить не мог. Капитан Ходасевич всё списывал на молодость и неопытность солдат.