Аркадий Столыпин - П А Столыпин

С опозданием часа на полтора приехал Государь с детьми. П. А. встретил Государя внизу и прошел в ложу рядом с Царской. Охранявшая Министра охрана, в том числе и агент, стоявшие у фотографического аппарата, сошла со своих мест и окружила государя, Его Семью, Министров и Свиту. Смотр потешных прошел, и разъезд закончился около 8 часов вполне благополучно.

К 9 часам начался съезд приглашенных в театр. На театральной площади и прилегающих улицах стояли сильные наряды полиции, у наружных дверей полицейские чиновники, получившие инструкции о тщательной проверке билетов. Еще утром все подвальные помещения и ходы были тщательно осмотрены. В зале, блиставшей огнями и роскошью убранства, собиралось избранное общество. Я лично руководил рассылкой приглашений и распределением мест в театр.

Фамилии всех сидевших в театре мне были лично известны, и только 36 мест партера, начиная с 12 ряда, были отправлены в распоряжение заведовавшего охраной Генерала Курлова, для чинов охраны, по его письменному требованию. Кому будут даны эти билеты, я не знал, но мне была известна цель, для которой они были высланы и этого было достаточно. В кармане сюртука у меня находился план театра и при нем список, на котором было указано, кому какое место было предоставлено.

В 9 часов прибыл Государь с Дочерьми. К своему креслу, к первому от левого прохода, с правой стороны, прошел Столыпин и сел в первом ряду Рядом с ним налево, по другую сторону прохода, сел Генерал-Губернатор Трепов, направо Министр Двора граф Фредерикс. Государь вышел из аванложи. Взвился занавес и раздались звуки народного гимна. Играл оркестр, пел хор и вся публика.

Патриотический подъем охватил и увлек всех. Шла "Сказка о Царе Салтане" в новой, чудесной постановке. Я весь отдался чувству высокого эстетического наслаждения. Мне казалось, что здесь можно быть спокойным: ведь все сидящие в театре известны, а снаружи он хорошо охраняется и ворваться с улицы никто не может. Кончилось первое действие. Я встал около своего кресла, во втором ряду, за креслом Начальника Края. К Председателю Совета Министров подошел ген. Курлов.

Я слышал, как Министр спрашивал его, задержана ли террористка и настаивал на скорейшей ликвидации этого дела. Началось второе действие, прослушанное с тем же напряженным вниманием. При самом начале второго акта, когда Государь с Семьей отошел в глубь аванложи, а П. А. Столыпин встал и, обернувшись спиной к сцене, разговаривал с графом Фредериксом и графом Иосифом Потоцким, я на минуту вышел к подъезду, чтобы сделать какое-то распоряжение.

Возвращаясь, я встретил Министра Финансов Коковцева, пожимавшего руку встречным и говорившего: "я уезжаю сейчас в Петербург и тороплюсь на поезд". Простившись с Министром, я медленно пошел по левому проходу к своему креслу, смотря на стоявшую передо мной фигуру П. А. Столыпина. Я был на линии 6 или 7 ряда, когда меня опередил высокий человек в штатском фраке. На линии второго ряда он внезапно остановился. В то же время в его протянутой руке блеснул револьвер, и я услышал два коротких сухих, выстрела, последовавших один за другим.

В театре громко говорили и выстрел слыхали немногие, но когда в зале раздались крики, все взоры устремились на П. А. Столыпина, и на несколько секунд все замолкло. П. А. как будто не сразу понял, что случилось. Он наклонил голову и посмотрел на свой белый сюртук, который с правой стороны, под грудной клеткой, уже заливался кровью. Медленными и уверенными движениями он положил на барьер фуражку и перчатки, расстегнул сюртук и, увидя жилет, густо пропитанный кровью, махнул рукой, как будто желая сказать: "все кончено" Затем он грузно опустился в кресло и ясно и отчетливо, голосом слышным всем, кто находился недалеко от него, произнес: "счастлив умереть за Царя". Увидя Государя, вышедшего в ложу и ставшего впереди, он поднял руки и стал делать знаки, чтобы Государь отошел. Но Государь не двигался и продолжал на том же месте стоять, и Петр Аркадьевич, на виду у всех, благословил его широким крестом.

Преступник, сделав выстрел, бросился назад, руками расчищая себе путь, но при выходе из партера, ему загородили проход. Сбежалась не только молодежь, но и старики, и стали бить его шашками, шпагами и кулаками. Из ложи бельэтажа выскочил кто то и упал около убийцы. Полковник Спиридович, вышедший во время антракта по службе на улицу и прибежавший в театр, предотвратил едва не происшедший самосуд: он вынул шашку и, объявив, что преступник арестован, заставил всех отойти.

Я все-таки пошел за убийцей в помещение, куда его повели. Он был в изодранном фраке, с оторванным воротничком на крахмальной рубашке, лицо в багрово-синих подтеках, изо рта шла кровь. - Каким образом вы прошли в театр? спросил я его. В ответ он вынул из жилетного кармана билет. То было одно из кресел в 18 ряду. Я взял план театра и список и против номера кресла нашел запись: "отправлено в распоряжение генерала Курлова для чинов охраны". В это время вошел Кулябко, прибежавший с улицы, где он все старался задержать террористку, по приметам, сообщенным его осведомителем. Кулябко сразу осунулся, лицо его стало желтым. Хриплым от волнения голосом, с ненавистью глядя на преступника, он произнес:

"это Багров, это он, мерзавец, нас морочил". Всмотревшись в лицо убийцы, я признал в нем человека, который днем стоял у фотографа, и понял роль, сыгранную этим предателем.

Я вышел искать Начальника Края. Генерал Трепов распоряжался у Царской ложи, подготовляя отъезд Государя. Он опасался, что выстрел в театре был первым актом боле широкого плана и что засады могут быть на улице. Всю площадь перед театром сильными полицейскими нарядами очистили от публики; у подъезда Царской ложи было несколько закрытых автомобилей, в один из них поместился Государь с Дочерьми, в других разместилась свита. Начальник Края ехал впереди и, минуя улицы, на которых собрался народ, чтобы видеть проезд Царя, привез Его во дворец.

Проводив Государя до автомобиля, я вернулся в театр. П. А. Столыпина уже вынесли, зал наполовину опустел, но оркестр все продолжал играть гимн. Публика пела "Боже, Царя храни" и "Спаси, Господи, люди Твоя", но в охватившем всех энтузиазме чувствовался надрыв, слышался вопль отчаянья, как будто люди сознавали, что пуля, пробившая печень Столыпина, ударила в сердце Poccии. Я распорядился понемногу тушить огни и прекратить музыку.

Когда публика разъехалась, я вошел в комнату, где на диване, с перевязанной раной и в чистой рубашке, с закрытыми глазами, лежал П. А. Столыпин. От окружавших его профессоров, известных киевских врачей, и узнал, что они распорядились отвезти раненого в лечебницу доктора Маковского, что на Мал. Владимирской, и что у подъезда театра уже стоит карета скорой помощи. Я обратился к одному из врачей и спросил его, есть ли надежда на спасение. "Рана очень опасная, сказал мне доктор, но смертельна она или нет, сейчас сказать нельзя. Все зависит от того, в какой степени повреждена печень". Когда П. Д., смертельно бледного на носилках выносили в карету, он открыл глаза и скорбным страдающим взглядом смотрел на окружающих.