Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 3. Ржаная песня

Хорошо долетели до Мирного. Пилот Виктор Кубышкин похлопал перчаткой заиндевевшее самолетное брюхо:

— Мы еще полетаем, старик…

В Мирном весело орало радио, двое из вновь прибывших кидали друг в друга снежками. Из будки метеорологов пошел к солнцу радиозонд.

Я вспомнил слова ребят с поезда: «Мирный — это курорт».

Вечером мы пользовались главной благодатью «курорта»: мылись в тесной, занесенной снегом баньке. Хлестали друг друга березовыми вениками и поливались водой, натопленной из голубого айсберга…

Антарктида, Мирный. 11 декабря 1963 г.

КАК ЧИТАЮТ ПИСЬМА В АНТАРКТИДЕ

Обычные письма. На синих конвертах штемпеля: Москва, Ленинград, Брянск, Красноярск… Наши самолеты привезли в Антарктиду два мешка таких писем. Прошло десять дней, но письма читают, как будто только что получили. Вечером после работы, после кино, после разговора за чаем все ныряют под снег, в жилые домишки. Полночь. Над снегами плывет безмолвная белая ночь. Усталость. Но никто не тушит лампы в комнате под снегами. Комнату тут называют каютой. Перед сном в каютах читают письма.

Десятый день наблюдаю соседа Леньку Шалыту. Лезет под подушку и достает листок: два десятка слов, написанных печатными каракулями: «Здравствуй, дорогой папа! Я по тебе очень скучаю. Приезжай скорее. Я буду тебя встречать». Человеку, писавшему это письмо, пять лет от роду. Его отцу-радисту — двадцать восемь. Он читает листок подряд много раз и засыпает. Листок остается в руке поверх одеяла.

Вчера Ленька позвал в свою лабораторию. Тут сотни лампочек, качаются стрелки, пищит морзянка. На полках катушки магнитной ленты.

Ленька взял одну из катушек. Поворот ручки — и мы слышим семейный разговор за столом.

Голос сынишки. Звуки передвигаемых тарелок. Смущенный, взволнованный голос жены. Брат старается говорить мужественно, дает всякие советы, потом говорит: «Ну, наливаем за тебя!»

Тетка плачет: «Ленечка, милый, эти слезы от радости, что с тобой говорю».

Эту телеграмму (7 страниц!) прислал Василий Песковв редакцию. Это и есть заметка «Жди меня». Интернета-то тогда не было. На фото — первый и последний бланки телеграммы-репортажа.

Дядя Леньки, директор какого-то ленинградского клуба, начинает очень торжественно, как на трибуне: «Дорогой Леонид! Поздравляю тебя с всенародным праздником сорок шестой годовщины Великой Октябрьской социалистической революции…» Пленку мы привезли самолетом.

Ленька слушает ее, закрыв глаза.

Вчера за чаем выясняли, в чем самая большая трудность зимовки тут, в Антарктиде. Дружный голос: «Далеко от дома!».

Каждый день радисты со станции «Молодежной» и с «Новолазаревской» спрашивают: «Ну когда же? Когда же придет самолет?» Ждут писем. Три дня назад я летал к поезду, который идет в глубь Антарктиды. Вот первые слова, которые услышал в открытую дверь самолета: «Письма есть?». Письма были. Одному только не было писем. И он как будто заболел в две минуты. Зато все, кто держал конверты в руках, забыли про все на свете. «Братцы, теща!». Врач Юрий Семенов размахивал фотокарточкой: «Теща!». Хохот: «Вот как живем. Теще обрадовался!». — «Братцы, у меня же теща — человек!».

Письма сюда приходят и необычные. Вчера в столовой механик Иван Романов с гордостью показал мне письмо от жены — семь школьных тетрадей в клетку, исписанных мелким почерком: «Представляешь, каждый день по странице, будто со мной разговаривала. Начала писать в июне». Но рекорд Антарктиды, кажется, держит Игорь Зотиков, гляциолог. Он получил от жены сразу 84 письма…

Каждое утро в 7 часов 30 минут нас будит бодрая музыка. Вслед за этим диктор читает фамилии тех, кому есть телеграммы. В эти минуты в каютах мертвая тишина. Приподняв с подушек головы, все слушают, боятся пропустить слово.

Кому есть — бодро бегут. Кому нет — тянут одеяло до подбородка: еще десять минут «покемарить».

Бывали дни: метель такая, что в столовую за сто метров не решались идти. Но за телеграммой шли.

Тут, в Антарктиде, острее, лучше понимают, что является истинной ценностью в человеческой жизни. Тут ценят мужскую дружбу, умнее ценят и веселье. Но самое дорогое для человека, видавшего ночь Антарктиды, — слово привета с Родины. Человек не может один, человек должен знать: его ждут, его помнят. Человек безмерно счастлив, когда читает на синем листке телеграммы десять-пятнадцать слов от матери, от любимой.

Эту заметку я написал по просьбе всех, кто получает вести из дому. Все просят сказать вам спасибо за то, что не гаснет в наших домах огонек ожидания.

Мирный, Антарктида. 12 декабря 1963 г.

В Мирном бушует пурга. Утром по радио передали: «Внимание! Штормовое предупреждение. Ожидается пурга. Ветер до тридцати метров в секунду. Будьте осторожны». Последние десять дней в Мирном стояла штилевая, ослепительно солнечная погода. Носы от солнца шелушились, как молодая картошка. Губы надо было мазать губной помадой. Лица почернели, и только около глаз от темных очков остались белые пятна.

Новичкам и корреспондентам, много слышавшим об антарктических бурях, уже приелись невозмутимая синева далей и светлый круглосуточный день. Сейчас в Мирном шутят: пурга по заявкам корреспондентов. Миряне эту пургу за пургу не считают. Однако пурга такая, что Большой земле она и не снилась.

Отменены все полеты. Легкие самолеты прочными тросами притянуты к якорям, к тракторам и бульдозерам. С тяжелыми «Илами» ветру не справиться.

Сегодня один из «Илов» должен был стартовать в самую глубь Антарктиды, где никогда еще не ступала нога человека. Но полет отменен. А в последнюю минуту отменен полет и на станцию «Молодежная», где с нетерпением ожидают строителей, прибывших из Москвы. Какие полеты, если до столовой пешком едва добираемся! Вылезаем на свет божий через люки над головой. А белого света не видно. Ветер швыряет, валит, залепляет очки. Идешь, навалившись на «стену» ветра плечом. Белая мгла. Идешь, как в шарике от пинг-понга. Все достали из мешков штормовую одежду. Закутаны с головы до ног в меха и непродуваемые ткани. Но пурга находит щели в одежде, моментально наполняет снегом карманы. Идем, взявшись по двое за руки. Лишь на мгновение мелькнет в свистящем молоке яркий свет маяка над столовой и высокая мачта с антенной. Люди мелькают как тени.

В столовой новички говорят: «Да…» А старожилы довольно смеются: «Антарктида не Крым. Но разве это пурга!» И начинают рассказывать невыдуманные истории о «настоящей пурге».

…Самолеты сбрасывало с обрыва на лед. Палатки геологов рвало, как носовые платки. Два самолета на озере Ричардсона на глазах у людей превратило в груду обломков. Ветер в Антарктиде достигает такой скорости, что если бы средний самолет и поднялся в воздух, он висел бы на месте — скорость ветра равняется скорости самолета.