Олег Хлевнюк - Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры

Сталинская политика «большого скачка» имела ярко выраженный насильственный характер. Несмотря на наличие определенной социальной поддержки, ей противостояло крестьянское большинство страны, что нашло яркое выражение в массовых восстаниях и волнениях, охвативших деревню в начале 1930 г. и продолжавшихся, хотя и не с такой силой, в последующие несколько лет. Менее значительными, как можно судить по доступным пока документам, были протесты городского населения, находившегося по сравнению с крестьянами в более привилегированном положении. Однако отдельные выступления промышленных рабочих, а также недовольство определенной части партии в начале 1930-х годов было тревожным сигналом для сталинского руководства. Высшей точкой кризиса и свидетельством порочности и преступности политики первой пятилетки был трагический кризис, охвативший страну в 1932–1933 гт. Массовый голод, провалы в индустриальных отраслях, балансирование на грани банкротства по международным платежам, крайнее обнищание большинства населения и резкое усиление на этой почве социальной напряженности были вызваны не просто «трудностями роста», а в значительной мере ошибочными и преступными решениями высшего руководства страны во главе со Сталиным. Относительное улучшение ситуации сразу же после вынужденного отказа от наиболее одиозных элементов левацкой политики на рубеже 1933–1934 гг. (так же, как в свое время введение нэпа) лишний раз демонстрировало, сколь значительную роль в системе большевистско-сталинского типа играли политические факторы и действия советских вождей.

Разгром «правых» и сталинский «большой скачок» начала 1930-х годов были важными этапами утверждения единоличной диктатуры Сталина. Вместе с тем кризисы и провалы не только способствовали консолидации Политбюро вокруг Сталина на почве «круговой поруки» и страха перед крахом режима, но и объективно ослабляли позиции Сталина, ставили под сомнение его курс. Хотя Сталин в этот период, безусловно, занял позиции лидера, в высшем руководстве страны сохранялись заметные элементы олигархии, проявления которых исследуются в соответствующих главах этой книги. Объясняя механизмы функционирования такой переходной модели, действовавшей в первой половине 1930-х годов, историки оперируют несколькими теориями.

Первая (по времени возникновения) утверждает, что политика высшего советского руководства в этот период определялась противоборством двух «фракций» — «радикалов» и «умеренных», между которыми колебался еще не имевший достаточных сил для утверждения личной диктатуры Сталин. Истоки этой версии уходят в 1930-е годы. Уже в то время в зарубежной печати появлялись сведения о противоречиях в сталинском руководстве, о столкновениях сторонников жесткого и боле, е мягкого курса. Эти противоречивые политические слухи были серьезно подкреплены публикацией в журнале «Социалистический вестник» материала под названием «Как подготовлялся московский процесс (Из письма старого большевика)» [5] Социалистический вестник. 1936. № 23/24. С. 20–23; 1937. № 1/2. С. 17–24. . Статья, в которой излагались конкретные свидетельства о противостоянии в сталинском Политбюро, была анонимной. Годы спустя известный историк Б. И. Николаевский [6] Николаевский Б. И. (1887–1966) — известный деятель российского социал-демократического движения, меньшевик. В 1922 г. был выслан большевистскими властями из СССР. В эмиграции вел активную исследовательскую работу, собирал материалы по политической истории России и СССР В 1936 г. в качестве эксперта участвовал в переговорах о продаже СССР архива Маркса и Энгельса, принадлежавшего Социал-демократической партии Германии. В связи с этим встречался с Н. И. Бухариным, который входил в состав советской делегации на переговорах. признался в авторстве и заявил, что в «Письме старого большевика» он использовал свидетельства Н. И. Бухарина, с которым встречался в 1936 г. в Париже. В статье приводились действительно сенсационные данные. Николаевский утверждал, что за влияние на Сталина боролись сторонники умеренной политики и постепенного ослабления террора, во главе которых стоял член Политбюро, руководитель Ленинградской партийной организации С. М. Киров, поддерживаемый влиятельным советским писателем М. Горьким, и их противники во главе с Л. М. Кагановичем и Н. И. Ежовым. Последние одержали победу после убийства Кирова в результате террористического акта.

Достоверность версии Николаевского долгие годы невозможно было проверить при помощи архивов. Вдова Н. И. Бухарина А. М. Ларина, как только получила возможность опубликовать свои мемуары, категорически заявила, что никакой информации Николаевскому Бухарин не давал [7] Ларина (Бухарина) А. М. Незабываемое. М., 1989. С. 243–286. . Однако ее аргументы были восприняты с недоверием [8] Liebich А. «I am the Last» — Memories of Bukharin in Paris // Slavic Review. Vol. 51. № 4 (Winter 1992). P. 767–778; Фелыптинский Ю. Г. Разговоры с Бухариным. Комментарий к воспоминаниям А. М. Лариной (Бухариной) «Незабываемое» с приложениями. М., 1993. . В любом случае в истекшие десятилетия работа Николаевского оказывала огромное воздействие как на научную и учебную литературу, так и на свидетельства отдельных «очевидцев», корыстно использовавших привлекательную схему фракций в Политбюро. Так, например, поступил бывший генерал НКВД А. Орлов, построивший свою широко известную, но совершенно недостоверную книгу в основном на концепции Николаевского [9] Орлов А. Тайная история сталинских преступлений. Нью-Йорк, Иерусалим, Париж, 1983. С. 24–25.0 свидетельствах Орлова как источнике см. подробнее: Хлевнюк О. История «Тайной истории» // Свободная мысль. 1996. № 3; Тумшис М. А. Пачнн-ский А. А. Правда и ложь А. Орлова // Отечественная история. 1999. № 6. С. 179–182. .

Версия Николаевского получила дополнительное подкрепление со стороны официальной советской пропаганды в годы хрущевской «оттепели». Краеугольным камнем хрущевской десталинизации было разделение старых соратников Сталина на «плохих» и «хороших». К первым причислили Берию, Маленкова, Молотова, Кагановича, Ежова. Среди вторых остались сам Хрущев, Ворошилов, Микоян, Калинин, Орджоникидзе, а также все репрессированные в 1930-е годы члены Политбюро. На «плохих» вождей были списаны преступления прежнего режима (при этом сам Сталин нередко выводился из-под критики, объявлялся жертвой интриг «плохих» членов Политбюро). При этом Хрущев смутно намекал, что «хорошие» члены Политбюро пытались бороться с произволом даже при жизни Сталина. В наиболее полном виде эти идеи были сформулированы в докладе Хрущева на XX съезде партии, а потом и в воспоминаниях старых большевиков, собранных историками-диссидентами. Поощряемые сверху в оборот разными путями были пущены новые версии о совещаниях высших партийных функционеров, которые во время XVII съезда ВКП(б) якобы вынашивали планы замены Сталина Кировым на посту генерального секретаря ЦК; о том, что сам Киров был убит по приказу Сталина, видевшего в ленинградском секретаре своего политического противника; об обстоятельствах смерти Орджоникидзе в результате конфликта со Сталиным; о выступлении Постышева на февральско-мартовском пленуме против репрессий и т. д.